— Как ты?.. — Он теребил ее за плечо, тряс, не давал провалиться снова в спасительный холод, в спокойную темноту. Она неохотно, но быстро всплывала из этой тьмы в свет — как надувная игрушка, которую попытались утопить. Еще один рывок — и она открыла глаза. Лицо Юры — покрасневшее от волнения, его испуганные глаза, его рука на плече…
— Нормально… — Она поняла, что лежит на ледяном плиточном полу, здесь же, на кухне. Попыталась сесть, голова снова закружилась, да вдобавок заболел правый локоть — она его ушибла при падении со стула. Юра помог ей сесть, поддерживая за плечи. Заботливо спросил:
— Может, тебе будет лучше в комнату перейти?
— Мне уже никогда не будет лучше… Посмотри-ка в холодильнике, там должно что-то быть.
— Что?
— Вино оставалось…
Он послушно открыл холодильник, и действительно, вытащил початую бутылку венгерского муската. Откуда эта бутылка взялась в холодильнике, Анжелика не знала, во всяком случае, мускат покупала не она и пила тоже не она. Он там был, и большего не требовалось. Юра налил ей полстакана, придвинул, с сомнением сказал:
— А тебе не будет хуже? Он такой сладкий…
Может, чаю выпьешь с лимоном?
— Спасибо за заботу… — Она с отвращением попробовала ледяной приторный мускат и с возмущением прокомментировала:
— Какая лошадь поставила это в холодильник?! Вино хранят при комнатной температуре.
Юра только пожал плечами, закурил, внимательно глядя на нее. Она запила мускат водой, и ей не то чтобы стало лучше, но во всяком случае, исчез обморочный горький вкус во рту. Она тоже закурила, постепенно приходя в себя, и спросила:
— Милиции ты об этой женщине не говорил?
— Нет. Сперва решил поговорить с тобой.
— А почему?
— Не знаю… Если это была его любовница, тогда, наверное…
Она вдруг поняла, фыркнула:
— Сдурел? Думаешь, я способна на убийство из ревности?!"
— А кто тебя знает… — Он нерешительно улыбнулся, но улыбка погасла, когда он встретил сумрачный взгляд Анжелики. Встревоженно спросил:
— Я глупость ляпнул, да? Прости, я думал, ты о ней что-то знаешь… Конечно, тебе дурно стало…
— Мне не из-за нее стало дурно, — отрезала она. — Просто у меня сейчас два самых паршивых дня в моей жизни, а будет еще больше. Никогда мне не было так плохо. Я совсем запуталась…
— В чем?
— Во всем, — она прикусила язык. — Не знаю, как теперь жить, ведь он умер.
— Ты так его любила?
Ей не понравился его взгляд. Слишком внимательный, без тени доверия, без следа сочувствия.
«Похоже, он надо мной смеется, — мелькнуло у нее в голове. — С какой стати? Притащился, чтобы сообщить о любовнице Игоря.. Ничего не сказал милиции. Торчит здесь и таращится на меня своими лягушачьими выкаченными глазами. Я с ним говорю третий раз в жизни, что он себе позволяет?»
