Она просунула руку ему под рубашку. До Антверпена оставалось еще два дня пути.
— Давай насладимся тем, что нам осталось. А когда это время придет, я буду страдать вместе с тобой.
— Мария, — прошептал он, поднял ее на руки и понес в постель.
Джон осторожно опустил ее на пол у высокой кровати. Мягко потянув, он развязал ворот ее платья, и оно скользнуло к ее ногам. Мария, в одной сорочке, прильнув к нему, трепетала в ожидании. Его губы ласкали ее тело, руки, обхватив ягодицы, прижимали ее к своим возбужденным чреслам. Осмелев, она хотела узнать о нем все, переступить последние барьеры. Представив себе, как их обнаженные тела будут погружаться друг в друга, она почувствовала, что теряет сознание. Но он отвел ее руки. «Это безумие, — подумал он. — Пообещать одно, а делать совсем другое». На минуту он ощутил себя мальчишкой из религиозной школы, заигрывающим с дочкой повара. Но, чувствуя трепетное тело Марии рядом со своим, он не мог заставить себя тут же оторваться от нее и обхватил ее крепкие маленькие ягодицы.
«К черту все, до Антверпена всего лишь два дня», — подумал он. Военные корабли императора охраняют эту часть моря, и, может, он вообще последний раз остался с Марией наедине. Но подсознательно он продолжал считать, какую еще скорость ему удастся выжать из судна.
Джон отвел руки Марии за спину.
— Почему ты не позволяешь мне дотрагиваться до тебя? — упрекнула она.
— Потому что я дал слово! — прорычал он, не спуская глаз с полных круглых грудей, просвечивающих сквозь тонкую ткань сорочки. Он видел, как напряглись ее соски. — Если ты еще раз дотронешься до меня, я за себя не поручусь.
Ее дыхание прервалось, он целовал ее шею. Губы его опускались все ниже, тело ее устремилось навстречу, когда он прильнул к месту, где билось разбуженное им сердце. Рукой Джон сорвал бретельки ее сорочки, она невесомо скользнула на пол. Мария закрыла глаза.
Губы Джона припали к ее розовым соскам, его язык ласкал, мучил, искушал. Он приподнял ее груди, впиваясь в них губами.
— Джон, — ее голос стал хриплым от желания, — мне все равно, что ты обещал. Я хочу, чтобы мы познали до конца друг друга.
— Это будет… будет… потом. — Командующий отстранился от нее, пожирая глазами ее обнаженное тело. В темноте, там, на палубе, он не мог видеть, как же она хороша. Ангел. Ее кожа, белоснежная, как облака в середине лета, светилась и мерцала. Груди, высокие и полные, жаждали его прикосновения. Извив бедер и темный треугольник, скрывавший вожделенное лоно, не отпускали его взгляда. Ноги ее такие длинные и стройные. Он вновь посмотрел ей в лицо, порозовевшее и прекрасное.
