Он не встал, не сказал ни слова, даже головы не повернул, когда мы выходили.
Я ожидал сумасшедшей гонки, но Джас повел машину очень медленно и осмотрительно.
– Что вы обо всем этом думаете? – спросил он.
– Не знаю. Пожалуй, я ему верю. Такое впечатление, что... это очень незаурядный человек.
Джас фыркнул.
– Незаурядный! Другого такого свет не вынес бы.
– Наверное, он здорово подпалил вас в этой истории с налогами.
– Придется покрутиться.
– Не более?
– Возможно, все это вызовет немного вони. И кое во что мне обойдется. Я сберег большую коробку старой документации. Потяну подольше, насколько удастся, а если прижмут по-настоящему, сразу найду те бумаги. Среди них много подлинных, часть – сомнительных, а некоторые свидетельствуют о том, чего вообще не существовало. Это перевернет все следствие с ног на голову, им придется пойти на переговоры. Если их предложения меня не устроят, обнаружу где-нибудь на складе еще две коробки с документацией. Смогу дать работу хоть десятку государственных ревизоров и адвокатов. Может, до конца своей жизни. А там? Кому тогда будет до этого дело?
– Вы вдвоем были хорошая парочка – лиса и ласка.
– Придержите язык, парень!
– А что делали бедняжки из вашего окружения, когда вы что-нибудь проворачивали?
– Стояли по стойке «смирно». Эти всегда стоят навытяжку. Только свистни – и тунеядцы бегут к тебе, аж ноги подламываются. В этом мире или ты берешь, или берут у тебя. Цифры врут, и подсчитывают их обманщики. Позаботься о добром виски, удобной постели и красивой женщине, а остальным нечего забивать голову. Нас здесь, в этом краю, больше ста пятидесяти тысяч, каждому достанется солнышко, но на одного-двух оно посветит раньше, чем остальные поднимут голову с подушки. Так что греби поскорей, пока можно.
– Йоменовская философия.
– До сих пор действовала безотказно.
Он свернул на подъездную дорожку к дому, и, пока глушил мотор, я отреагировал:
– Да, видно, что действовала отлично, Джас. Вы в прекрасной форме.
Пока мы шагали к дверям, он ответил:
– Только не забывайте, как долго я пребываю в этой хорошей форме!
– Мне вы больше понравились, когда рассказывали, как хоронили зайчика, мистер Йомен.
– Не обольщайтесь. Просто я любил эту женщину.
Он остановился, повернувшись ко мне, а я вдруг заметил в полутьме, как метрах в трех за ним от кустов отделилась темная фигура, увидел блеск узкого лезвия в опущенной руке. У меня перехватило дыхание. Значит, нож сведет с ним счеты, разворотит внутренности. С диким криком я рванулся навстречу – это психологическое оружие, неожиданное и нередко эффективное. Оттолкнув плечом Джаса с тротуара, я сделал выпад влево и с размаху прыгнул направо, ударив ногами размытый силуэт. Крепко стукнув его обоими каблуками, перевернулся на четвереньки и снова взревел. Теперь мы оказались лицом к лицу: он, согнувшись и хрипя, хватал воздух, однако, опомнившись и не обращая на меня внимания, кинулся с ножом на Джаса. Тот, дважды выстрелив в лицо нападавшего, отпрыгнул в сторону, как матадор. Парень рухнул без сил, захрипел, задергался в судороге и затих. Нож звякнул об асфальт.
