— Одновременно с тремя? Или по отдельности?
— По отдельности. Она чрезмерно щепетильна в этом отношении. Однолюбка. Последним был Терри Невилл.
— Я думал, он женат.
— Только формально. Но, Богом прошу, не вмешивайте сюда моего имени. Мой муж занимается бизнесом в этом городе.
— Кажется, бизнес его процветает... Большое спасибо, миссис Карп. Я никогда не упомяну вашего имени.
— Ужасно, не правда ли? Я имею в виду фамилию. Но я влюбилась в него. Надеюсь, вы найдете Юну. Джек будет очень расстроен, если вам этого не удастся.
Я уже пошел к двери, но обернулся.
— А не могло так случиться: она узнала, что он приезжает, почувствовала себя недостойной его, решила, что не сможет посмотреть ему в глаза, и скрылась?
— Милисент сказала, что Юна не оставила никакой записки. Женщины не идут на такое, не оставив письма или по крайней мере романа Толстого «Воскресение» с соответствующей надписью.
— Поверю вам. — Ее голубые глаза казались очень блестящими в этой сумрачной комнате. — А как такой вариант? Ей вовсе не нравится Джек. Она ушла, чтобы он понял это. Такой несколько садистский поступок.
— Но ей нравится Джек. Просто его очень долго не было, больше года. Когда бы мы с ней ни говорили о нем, она всегда утверждала, что он прекрасный любовник.
— Даже так? Разве миссис Дрин не говорила, что вы ее лучшая подруга?
Ее глаза заблестели еще больше, и тонкие красивые губы скривились в улыбке:
— Ну и что? Послушали бы вы, что она говорит обо мне.
— Возможно, мне это удастся. Спасибо. До свиданья.
* * *
Телефонный звонок моему знакомому, пишущему сценарии для фильмов, костюм, за который я заплатил сто пятьдесят долларов из денег, полученных, когда демобилизовался, и уверенный вид позволили мне пройти мимо охраны в студию и дойти до уборной Терри Невилла. Она располагалась в отдельном бунгало. Это означало, что он действительно такая важная персона, как пишут в газетах. Я не знал, что ему скажу, но постучал в дверь. А когда услышал в ответ «Кто там?», вошел.
Не увидеть Терри Невилла мог только слепой. В нем больше шести футов (сто девяносто сантиметров), и он был ярким, хорошо сложенным мужчиной, от которого пахло, как от множества цветочных клумб. Какое-то время он продолжал читать, сидя в своем кресле, обитом шелком, не поднимая на меня глаз. Он даже перевернул страничку своей книги.
— Кто вы? — спросил он наконец. — Я вас не знаю.
— Юна Сэнд...
— Ее я тоже не знаю. — Голос его был безразличным и безжизненным.
