— Возможно, ты способен мне помочь.
— Я тоже так думаю, М-р Пондорозо.
— Зови меня Микки.
— Как скажете, — сказал я ему, делая непоколебимый вид, и перезаряжая свой аппарат.
— Дело вот в чем, мне нужно закончить исследование для своей организации о пути британского народа середины ХХ столетия.
— Отлично, — произнес я, думая, как бы скорее добраться до сотни, и щелкая его сидящего, с животом, вываливающимся избалетных трико.
— Я исследовал англичан, — продолжил он, — но у меня очень мало интересных идей насчет них.
— Как долго вы их исследовали?
— Недель шесть, думаю; я знаю, это не очень долгий срок. Но даже за это время я не увидел никаких перспектив.
Микки П. вопрошающе глядел на меня в промежутках между глотками.
— Даже погода неправильная, только взгляни в окно, — сказал он, — Английское лето должно быть холодным.
Я понял, что он имел в виду. Старое солнце Сахары неожиданно вылезло на небо и перепекло нас в совершенно другую форму, отличающуюся от обычной сырой мягкотелой массы.
— Попробуйте задавать мне вопросы, — проговорил я.
— Ну, давай возьмем две главные политические партии, — начал он, и я сразу понял, что он подготавливается к большой речи.
— Нет, благодарю, — выпалил я, — я не хочу быть задействованным ни в той, ни в другой.
Его лицо немного вытянулось.
— Они тебя не интересуют, в этом все дело?
— А как же иначе?
— Но ведь ваши судьбы разрабатываются по их инициативе…
Я сфотографировал его небритое лицо ужасным крупным планом.
— Если кто-либо, — перебил я его, — и разрабатывает мою судьбу, так это уж точно не эти парламентские чуваки.
— Ты не должен презирать политиков, — возразил он мне. — Кому-то ведь надо заниматься домашним хозяйством.
Здесь я отпустил свой Роллейфлекс, и начал бережно выбирать слова.
— Если бы они занимались лишь домашним хозяйством и прекратили бы играть в Уинстона Черчилля и Великую Армаду, так как время оловянных солдатиков прошло, тогда бы их никто не презирал. Их бы просто не было заметно.
М-р Пондорозо улыбнулся.
— Я думаю, сказал он, — это бы подошло политикам.
— Я надеюсь, — ответил я.
— Тогда что ты скажешь о Бомбе? — спросил М-р П. — Что ты будешь делать с этим?
Все понятно, я связался с настоящим зомби.
— Послушайте. Никто во всем мире моложе двадцати лет ни капельки не заинтересован в этой вашей бомбе.
— Ага, — оживился чудак-дипломат, его лицо при этом стало хитрым. — Вы, может и не заинтересованы — я имею в виду, здесь, в Европе, — но как насчет молодых людей в Советском Союзе и в США?
