София прислонилась головой к голове Чико и прикрыла глаза. Совсем молоденькой девочкой она часто мечтала о ребенке… и в мечтах дитя представало безупречным, счастливым, здоровым мальчуганом, полным любви, благодати и… да, и чудес. Она пригладила Чико волосы и почувствовала на щеке пальцы сына. София открыла глаза и посмотрела на него, на единственный темный глаз и на мертвый, белый. Пальцы Чико легкими касаниями путешествовали по ее лицу; София схватила руку сына и ласково придержала. Пальцы у него были длинные, тонкие. Руки врача, подумала она. Целителя. Если бы только… если бы только…
София посмотрела в окно. В знойных серых тучах над Ист-Ривер виднелся осколок синевы. «Все еще переменится, – зашептала она на ухо Чико. – Не всегда будет так, как сейчас. Придет Иисус, и все изменится. В одно мгновенье, когда ты меньше всего ожидаешь. Придет Он в белых одеждах, Чико, и возложит на тебя руки свои. Он возложит руки свои на нас обоих, и тогда, о, тогда мы взлетим над этим миром – высоко, так высоко… Ты веришь мне?»
Чико не сводил с нее здорового глаза, а его ухмылка то появлялась, то исчезала.
– Ибо обещано, – прошептала она. – Будет сотворено все новое. Всяк будет здрав телом и всяк обретет свободу. И мы с тобой, Чико. И мы с тобой.
Открылась и с глухим хлопком закрылась входная дверь. Саломон спросил:
– О чем шепчемся? Обо мне?
– Нет, – сказала она. – Не о тебе.
– Оно бы лучше. А то как бы я кой-кому не надраил жопу. – Пустая угроза, оба это знали. Саломон рыгнул – отрыжка походила на дробь басового барабана – и двинулся через комнату. Перед ним по полу прошмыгнул еще один таракан. – Едрена мать! Откуда они лезут, сволочи? – Понятное дело, в стенах этих тварей, должно быть, обреталось видимо-невидимо, но, сколько Саломон ни убивал, дом кишел ими. Из-под кресла выскочил второй таракан, крупнее первого. Саломон взревел, вынес ногу вперед и притопнул. Таракан с перебитой спиной завертелся на месте. Ботинок Саломона опустился вторично, а когда поднялся, таракан остался лежать, превращенный в нечто желтое, слизистое, кашицеобразное. – Свихнешься с этими тварями! – пожаловался Саломон. – Куда ни глянешь, сидит новый!
– Потому что жарко, – объяснила София. – Когда жарко, они всегда вылазят.
– Ага. – Он утер потную шею и коротко глянул на Чико. Опять эта ухмылка. – Что смешного? Ну, придурок! Что, черт побери, смешного?
– Не разговаривай с ним так! Он понимает твой тон.
– Черта с два он понимает! – хмыкнул Саломон. – Там, где положено быть мозгам, у него большая дырка!
