Безусловный кобель, Рибель, когда приходила пора, убегал из дома бродяжничать. Зная об этой манере Рибеля, доктор Лизандер не раз и не два предлагал нам удалить у него “хозяйство”, после чего его пыл к странствиям должен был поуменьшиться, но всякий раз, когда об этом заходил разговор, отец уклонялся от ответа и обещал подумать, да и мне совсем не нравилась мысль отправить нашего пса на операционный стол. Может, я тогда просто еще многого не понимал. В общем, вышло так, что наш Рибель так и остался нестерилизованным. В опасные дни Рибеля традиционно держали взаперти в сарае, но мама не могла за ним уследить, и потому мой приятель частенько вырывался на свободу. Возможно, маме просто не нравилось, что псу целый день приходится проводить в неволе, а кроме того, она всегда была уверена в том, что на нашей улице нечего бояться — проедет пара-тройка машин в день, да и все.
Таким образом вся сцена трагедии была подготовлена нами всеми сообща. Действие уже началось. И трагедия не заставила себя долго ждать.
Тринадцатого октября, вернувшись из школы, я обнаружил, что отец вернулся домой раньше обычного и явно дожидается меня.
— Сынок, — начал он.
Я отлично знал эти его слова и тон, такое начало обычно значило, что случилось что-то ужасное и непоправимое. Дальнейшее происходило в полном молчании. Отец проводил меня к нашему пикапу, мы вместе доехали до дома док-гора Лизандера, обособленно стоявшего на трех акрах свободной земли между Мерчантс и Шентак-стрит. На зеленом траве перед домом доктора Лизандера за белым дощатым забором паслись или дремали на солнышке пара лошадей. С одной стороны дома была устроена собачья площадка, с другой — амбар. Двухэтажный домик доктора Лизандера был чист, аккуратен и имел математически точные очертания. По подъездной дорожке мы попали на задний двор, где над черным ходом на табличке значилось: “Пожалуйста, привяжите ваше животное”. Оставив пикап у двери черного хода, мы поднялись на заднее крыльцо, и отец потянул за цепочку звонка. Через минуту дверь открылась и миссис Лизандер заслонила собой проход.
Как я уже говорил раньше, хмурый угрожающий лик и могучее тело миссис Лизандер могли вселить страх в кого угодно, даже в гризли. Жена ветеринара обычно была неулыбчива и мрачна, будто грозовая туча. Но я плакал, мои глаза покраснели: возможно, это явилось причиной внезапного преображения, свидетелем которого я стал в тот день.
— Ах ты мой бедный маленький ангелок, — проворковала миссис Лизандер, и лицо ее выразило такую несвойственную ей чистосердечную заботу, что я был этим заворожен и лишился дара речи. — Господи, мне так жалко твоего песика.
