Постепенно до ее сознания начала доходить чудовищность такой перспективы. Все эти дни голова была занята переживаниями за отца, страхом перед возможностью нового приступа. Финансовые проблемы отодвинулись на задний план. Но невозможно было не думать о том, какое воздействие окажет на него потеря родового гнезда. Нет, он не перенесет этого удара. Она вспомнила предложение Рока поискать выход из создавшейся ситуации и устало покачала головой. Отец ожидает смерти, а она прогнала Арнольда.
Громко застонав, Ирэн отошла от окна к большому, во всю стену, зеркальному стенному шкафу. Почему вдруг он ее поцеловал? Она критически посмотрела на свое лицо. Никак нельзя было назвать ее красоткой. Другое дело — Флориан с голубыми глазами, густыми темными ресницами и кошачьей грацией.
А у нее ничем не примечательная внешность. В шестнадцать лет она начала бегать на свидания. Менялись кавалеры. Одни были более пылкими, другие менее, но никто из них не пробудил в ней ответного чувства.
Ирэн еще раз посмотрела в зеркало и обреченно вздохнула. От ее взора ускользнуло то особое и неповторимое выражение невинности и чистоты, которое на проницательных мужчин действует гораздо сильнее, чем чрезмерная яркость шикарных девиц. Быть может, он поцеловал ее просто в наказание? Она вспомнила все, что наговорила Року, и щеки загорелись от смущения. О Господи! Как же она все запутала!
Бессонная ночь тянулась невероятно долго. Лишь под самое утро, когда на растущей под окнами серебристой березе запели птицы, наступило тяжелое забытье. Внезапно без стука в ее спальню ворвалась Флориан, выспавшаяся, свежая, как маргаритка.
— Вставай, соня. — Сестра бесцеремонно плюхнулась на край кровати. — Я отправила Дона укладывать вещи, так что мы можем спокойно поговорить. Ты встречаешься сегодня с Роком?
— С Роком? — Это имя подействовало на младшую сестру как ушат холодной воды. — Вчера я ему такого наговорила, не думаю, чтобы он захотел меня видеть.
— Ты вела себя излишне эмоционально, но, возможно, Року нравятся женщины, которые время от времени устраивают ему головомойку. Кто действительно должен был чувствовать себя смертельной оскорбленным, так это я.
— И почему же ты так себя не чувствуешь?
— Да потому, что все сказанное тобой — правда, — с обезоруживающей откровенностью призналась Флориан.
Ирэн вспомнила, что ее сестричка и раньше прибегала к тактике самоуничижения, которая всегда оказывалась более эффективной, чем попытки сразиться в открытую. За всеми ее признаниями не стояло ровным счетом ничего, но всегда неловко добивать человека, который признал себя побежденным.
