Они выпили и некоторое время молча закусывали чем бог послал — впрочем, без всякого аппетита: все трое были уже порядочно пьяны.
— Сообщай! — прервал молчание Есенин, неверным движением руки убирая густые волосы, упавшие на лоб.
— Сообщаю, — Яков Блюмкин опять перешел на шепот, и все трое еще ниже склонились над столом и чуть не стукнулись лбами. — Недавно я арестовал австрийского офицера графа Роберта Мирбаха, который является родственником посла Германии, Вильгельма Мирбаха, тоже, как вам известно, графа… У этих пруссаков кругом одни графья! Соображаете?
— Я ничего не соображаю, — честно признался Сергей Есенин.
Осип Мандельштам промолчал.
— Ладно… Открываю вам тайну. Я… Собственными руками!.. — Блюмкин привычно хлопнул по кобуре. — Скоро произойдет нечто, от чего вздрогнет весь мир! Но главное, мы похороним этот позорный Брестский мирный договор! Мы…— Чекист внезапно замолчал. — Вот для этого мне и понадобится Роберт Мирбах, австро-венгерский шпион!
— Этот граф — шпион? — удивился Мандельштам.
— Еще не сознался! — яростно прошептал Блюмкин. — Но сознается! Я из него вышибу показания! А откажется от сотрудничества с карающим мечом рабоче-крестьянского государства, поставлю к стенке. Это у нас быстро. И вообще… Я вам, поэтические хлюпики, говорил и говорю снова… Предлагаю сегодня же, сейчас в этом убедиться! Давайте пошлем человека за извозчиком!
— В чем убедиться? — вяло, без особого интереса спросил Есенин: мысли его, окутанные винными парами, витали далеко-далеко.
— Убедиться в том, — повысил голос молодой чекист, — что жизнь и смерть людей в моих руках! Подпишу записку — через два часа нет человека! Так и этого пруссака Роберта Мирбаха… Пусть только попробует заартачиться! Да я его…
— Ты просто палач! — вдруг закричал Осип Мандельштам, вскакивая со стула. — Ты не имеешь права так поступать с людьми! Я пойду к вашему Дзержинскому!
— Не вмешивайся в мои дела! — гаркнул Блюмкин. Он тоже вскочил и, схватив поэта за борта пиджака, притянул его к себе. — Только сунься в то, Что я делаю! Сразу получишь пулю в лоб!
Похоже, начиналась драка. Уже спешили к месту происшествия официанты, кто-то из знакомых принялся растаскивать сцепившихся молодых людей. Видно было, что подобные размолвки здесь привычное дело. Только Сергей Есенин был к происходящему совершенно равнодушен: отрешенно сидел, не меняя позы, опустив буйну голову на грудь. Может быть, его одолела мрачная меланхолия. Или другое: он привык к хмельным стычкам своих друзей, знал, что в конце концов все окончится миром. Пьяным миром — с объятиями, поцелуями, клятвами в вечной дружбе до гробовой доски.
