Проснулся Кузьма с тяжелой головой и в самом мрачном расположении духа. Завтрак не подали — очевидно, рачительные светляки уже махнули на него рукой и не хотели входить в бесполезные, с их точки зрения, расходы.
Ближе к обеду за дверями завозились — наверное, убирали каменные плиты, которыми была подперта снаружи дверь.
В келью ввалилась целая компания и среди них — ни одного знакомого лица, кроме Венедима, конечно. Тот глаз опять не поднимал и вообще старался держаться позади всех. Надо думать, совестью мучился.
Среди одетых в грубые рясы светляков выделялись два темнушника, разряженные, как на маскарад, — шлемы, обложенные изнутри пенопластом, брезентовые костюмчики, безрукавки из невыделанной свиной кожи, тяжелые ботинки, подбитые гетинаксом толщиной в два пальца (приварят тебе таким ботиночком — мало не покажется).
— Вот человек, которого вы называете Кузьмой Индикоплавом, — сказал один из светляков, судя по всему, старший среди своей братии. — Нам его имя неведомо, а прибился он к нашей общине случайно, — этими словами он как бы открещивался от гостя.
— С каких это пор вы у себя всяких бродяг стали привечать? — перебил светляка один из темнушников.
— Таковы традиции нашей общины. Оказывать помощь страждущим и гонимым — одна из важнейших заповедей.
— Неправда! — бесцеремонно возразил темнушник. — Нет такой заповеди.
— Я подразумевал не Божьи заповеди, а предписания нашей внутренней жизни, проистекающие из слов Спасителя «Возлюби ближнего своего».
— Ничего себе ближний! — фыркнул другой темнушник. — Бродяга безродный, да к тому же и безбожник.
— Вы и сами к Христову воинству не принадлежите. — Светляк мелко перекрестился. — Однако в обитель Света допущены.
— Попробовали бы вы нас не допустить! — Темнушник хорохорился, но заметно было, что ощущает он себя здесь не совсем в своей тарелке.
— Прекратим пустые споры. — Светляк взмахнул руками так, словно дым перед собой разгонял. — Делайте то дело, ради которого явились сюда.
Гости расселись — темнушники отдельно от светляков. Места не хватило только самому Кузьме, до этого по собственной глупости покинувшему лавку (неудобно было валяться в присутствии столь важных персон). Светляки сложили руки на груди крест-накрест. Темнушники, покосившись на иконы, сняли головные уборы, хотя и с неохотой.
Первым речь держал тот из них, чьи волосы были собраны на темени в дурацкий хохолок.
— Я Леня Черпак, «зубр» семьи папы Каширы. Это по старым понятиям почти как полковник, — доложил он, буквально поедая Кузьму взглядом. — Имею полномочия проводить разборки любого Уровня.
