— Кстати, во время вашего пребывания на Торжище имел место похожий случай. Вы в курсе?
— В курсе, — кивнул Кузьма.
— Что можете сказать по этому поводу?
— Перерождаются химеры. Другими становятся. И если так и дальше дело пойдет — спасения от них не будет.
— Откуда связистам стало известно ваше местонахождение?
— Баба одна стукнула. — Скрывать тут было нечего: выгораживать Феодосию он не собирался.
— Та самая, которая была с вами на Торжище? — уточнил Змей.
— Та самая.
— Давно она состояла осведомительницей у связистов?
— Не знаю. Лично я ее об этом не спрашивал.
— Вы можете как-то влиять на химер? — Змей вновь подозрительно прищурился.
Вопрос был дурацкий — ни один выползок не ответил бы на него честно. А уж Кузьма, кое-что в этом деле понимавший, — тем более.
— Что вы! — Он замахал руками, словно монах, которому предъявили обвинение в сношении с дьяволом. — Это надо же такое придумать! Человеку химеры не по зубам!
— Но вы избавились от связистов не без помощи химеры.
Сволочью был этот Змей. И в первую очередь потому, что знал гораздо больше, чем ему следовало.
— Случайно вышло, — пояснил Кузьма с самым невинным видом. — Момент удобный подвернулся. Зачем его упускать?
— А чем вас не устраивали связисты?
— Грубые люди. Не люблю я таких. Чуть что — сразу по сопатке.
— Но с одним из них вы, похоже, сдружились, а? — Вопрос был, конечно, с подковыркой, о чем можно было судить по сопровождающему его магнетическому взгляду.
— С кем по пьянке не сдружишься, — потупился Кузьма.
— Где этот пачкун добыл пистолет?
— У темнушников всякого оружия полным-полно.
— Полно. Но не такого.
— Вы про это лучше у него спросите.
— И спросим, — с угрозой буркнул Змей. — Придет такое время… Кто еще, кроме людей и химер, обитает в Шеоле?
— Крысы, летучие мыши, змеи… — Кузьма стал загибать пальцы.
— Я имею в виду созданий совсем другого рода, — перебил его Змей. — Тех, которые появились после Черной Субботы. Здухачей, например.
— Брехня! — категорически заявил Кузьма. — Выдумки. Вы еще про папу Мумбо-Юмбо спросите.
— Кто это такой?
— Владыка преисподней. В понимании темнушников. Им завидно стало, что у светляков Бог есть, и черти, и ангелы, вот и придумали себе идола.
— А почему именно Мумбо-Юмбо?
— Потому что черный. Они же мрак обожествляют. Считают его первородной стихией, из которой все остальное родилось. И твердь, и хлябь, и свет, и живые твари. С папой тоже понятно. Так они тех зовут, кто чем-нибудь заправляет. «Зубры» стоят над «быками», «быки» над «волками», а папа над всеми. Вот и в преисподней должен быть свой папа. Так сказать, папа над папами.
