— Успокойтесь, — сказал Змей, машинально трогая нос. — Торжище находится в ведении отдела снабжения. Им и поручен был непосредственный контакт с вами. Я не в курсе. Но обязательно постараюсь навести справки.
— Вот и наводите. Только попрошу представить эти справки в натуральном виде. Живьем, так сказать… После и поговорим.
— Без небылиц?
— Без небылиц, — пообещал Кузьма. — И даже без заведомо ложных слухов.
— Тогда до скорой встречи. — Добравшись до люка, Змей особым образом постучал, и его сразу выпустили наружу.
На приличную кормежку Кузьма даже не рассчитывал. С этим у метростроевцев всегда было туго (не в ту сторону они, наверное, туннели рыли).
К сожалению, его предчувствия сбылись. После жаркого из ящериц, которым его угощали на Торжище, тюря из мха, и к тому же недоваренная, просто не лезла в горло. Такой обед заслуживал разве что помойного ведра.
Неплохо было бы вволю отоспаться, но Кузьма понимал, что покоя ему не дадут. Если метростроевец говорил «Сделаю!» — это означало, что его лопата (отбойный молоток, топор, нож, половой член, взгляд — без разницы) через мгновение вонзится туда, куда надо. Если Герасим Иванович Змей обещал навести справки, результат нужно ожидать в самое ближайшее время. Так уж были воспитаны здешние люди. Сказано — сделано! Пусть даже ради этого придется пробить головой глухую стену.
Так оно и случилось. Лязгнул люк, обрушив вниз очередную порцию ржавой трухи, и чей-то незнакомый голос произнес:
— К вам посетитель. Время свидания — до ужина. Нога в драном башмаке еще только нашаривала верхнюю скобу лестницы, а Кузьма уже догадался, кто именно к нему пожаловал. Эх, зря Венедим не воспользовался его подарком! Будет скоро босой ходить. У метростроевцев обувка положена только передовикам производства, а вновь выбраться на Торжище уже вряд ли доведется.
— Бог в помощь! — Спустившись вниз, светляк перекрестил Кузьму.
— Спасибо, конечно, только помощь нужна в деле, — ответил тот. — А здесь, кроме суходрочки, и заняться-то нечем.
— Я имел в виду помощь духовную, — пояснил Венедим. — Ту помощь, которая позволяет стойко переносить все ниспосланные судьбой лишения, в том числе и неволю.
— А мне что воля, что неволя — все едино. Весь Шеол большая тюрьма.
Тут Кузьма, конечно, слегка покривил душой. Одно дело, когда стены тюрьмы, как сейчас, буквально давят на тебя, и совсем другое, когда ты этих стен даже и не видел никогда.
— Нельзя так говорить. Если свободна душа человека, свободен и он.
