В конце концов Кузьме удалось отыскать достаточно убедительный повод.
— Ты пойми меня правильно, — втолковывал он Юрку. — Если мы дождемся шалав, то и в самом деле можем остаться с пустыми карманами. Как потом со стражей рассчитаться?
— А эта штука зачем? — Юрок погладил себя по тому месту на боку, где был спрятан пистолет.
— Эта штука для серьезного дела. Один патрон стоит дороже, чем все остальное барахло, которое нам дал Фуцел. Зачем их зря тратить? Тем более что если ты сейчас поднимешь стрельбу, в следующий раз нас на Торжище точно не пустят. Народ здесь злопамятный.
— Так и быть, уговорил. Иди, — разрешил Юрок. — А я пока с Божьим человеком побеседую. Скажи, брат Венедим, кто был первым пьяницей на свете? Случайно не Адам?
— Нет, — смиренно ответил светляк. — Писание указывает на праотца Ноя, посадившего после потопа виноградную лозу и пристрастившегося к употреблению ее сока.
— А я думал, что Адам, — нахмурился Юрок. — Поневоле запьешь, если на свете имеется одна-единственная баба, пусть и голая… Но сути дела это не меняет. Ведь все люди потомки Ноя. Так?
— Так, — вынужден был согласиться Венедим.
— А раз так, то я иду по стопам своего праотца. Верной, так сказать, дорогой. И он тоже, — палец Юрка уперся в Кузьму. — А ты и эта шушера ушастая, — палец переместился в сторону безмолвствующих соседей, — пренебрегаете заветами предков. Как такое поведение расценить? Я тебе отвечу. Как преступление! Как злостный саботаж!
Не став дожидаться окончания этого спора, Кузьма торопливо покинул корчму — другая такая возможность ему в ближайшее время могла и не представиться. Юрок настырен, как голодная вошь, и навязчив, как смола. С насиженного места он не сойдет, пока не прикончит всю водяру. И сам упьется вдрабадан, и собутыльников своих упоит.
Назвать себя трезвым Кузьма тоже не мог, однако он не утратил ни рассудительности, ни осторожности.
Конечно, разумнее всего сейчас было бы просто смыться. Откупиться от стражников какой-нибудь мелочью и, не прощаясь, покинуть Торжище, благо что водярой он запасся надолго.
Вот только жалко было бросать Венедима. С Юрком он обязательно влипнет в какую-нибудь некрасивую историю. Мирская жизнь для праведника еще хуже, чем грех. Грех можно потом замолить, а мирская жизнь с ее коварными соблазнами затягивает как трясина.
Ничего не поделаешь, придется вернуться. Лишь бы стражники особо не придирались. У них корыстолюбие на рожах написано. Авось Юрок к тому времени окончательно сопьется или обретет душевное успокоение в объятиях какой-нибудь шалавы. Они своим обхождением известны. А прилипчивостью еще больше. Тут уж, как говорится, найдет коса на камень. Тогда можно будет со спокойной совестью увести Венедима, тем более что обстановка на Торжище начинает меняться не в лучшую сторону.
