— Так, Кузьма Варфоломеевич, — улыбнулся Игнат, — сами называете меня писателем и такое спрашиваете? Писатель, он кто? Врун. Он врет на бумаге, да? Врать надо интересно и занимательно, да? На фига, спрашивается, мне чего-то новое интригующее выдумывать, когда можно запомнить и записать сказки Капитолины Никаноровны?
— На кой ляд, сынок? Про волкодлаков те на кой рассказки? Неужто про таковское пропечатают?
— А то! Есть в Москве, к примеру, такие... таковские газеты, в которых ни о чем другом, кроме как о нечистой силе, и не печатают.
— Цельные газеты про «адамовых детей»? — Стариковские глаза помолодели лет на шестьдесят, столь же удивленно блестят глаза у отрока, запоздало узнавшего, что его отнюдь не находили в капусте.
— В смысле? — не понял деда Игнат. — Кого вы называете «адамовыми детьми»?
— Разве не слыхал? — Дед посмотрел недоверчиво, с подозрением: не насмехается ли над старым человеком молодой нахал?
— Нет, не слыхал. Честное слово.
— Эх ты. А еще писатель. — До основания, до последней табачинки — и как только умудрился? — скуренный окурок полетел под ноги дедушки, после чего был тщательно растоптан, размазан сапогом.
Игнат терпеливо ждал и дождался.
— Слухай, писатель. Про то мне дед говорил, а ему, стало быть, его дед. Всем про то известно — показывать, стало быть, всех своих детей, в грехе нажитых, свету божьему Адам с Евою устыдилися и сокрыли их, кого в дому, кого в бане, кого в риге, кого в лесу, кого в реках с озерами. Боженька за тую скрытность оставил тех детей тама и жить, где они сокрытые. Тама они и живут, и плодятся, и своих маленьких нянькают.
— Оригинальная теория происхождения домовых и леших, — усмехнулся Игнат. — Что, и в бане, где мне спать, тоже обитают потомки Адама, наказанные, фигурально выражаясь, за отсутствие официальной регистрации?
— Живут «байный» с «байнихой». А ты их не бойся. Чтоб «байный» не трогал, надоть в бане всегда ведро полное держать и к ведру веник свежий приложить. А чтоб, к примеру, «доможил» не озорничал, надоть в хате... — Дед Кузьма замолк, раздумав сообщать правила общежития с «доможилом», глянул искоса. — Позабыл я, старый, ты ж, писатель, из неверующих. Тебя учить, как с «адамовыми детьми» ладить, — себя на смех выставлять. Вона и рассказки бабки моей сказками определил. Ходи спать, писатель, скоро утро подымет, и я пойду, лягу на чуток.
Гавкнула Найда. Коротко, отрывисто. То ли звала, просила чего, то ли о чем-то предупреждала.
