— Благодарю за цигарку, писатель. — Дед Кузьма осторожно, бережно вытащил из пачки сигарету, понюхал ее, прикурил от зажигалки Игната и, смакуя, затянулся. — Вкусная, а слабая. Дурят вас, городских, — мой самосад крепче, а стоит копейку. Во, и пиджак твой писательский — жидковатый. Бабка его простирнула, сказала — жидка материя, за год сносится.
— Когда ж она успела пиджак-то выстирать?
— Как вы улеглись, воды в печке согрела. Долго ли? Сохнет пиджак, к утру, стало быть, отгладит, и оденешься. — Дед сдул пепел с сигареты, откусил и выплюнул фильтр. — Слышь, писатель, я чо удумал — можа, ваш пропащий Андрей лесом в Еритницу попер? Тута круголя болота тропа имеется. Ему в люди про тую тропку подсказали, когда, стало быть, дорогу дознавался. А если, к примеру говоря, не с Крайнего заходить, а проехать да-ле километров с полета, к селу Красное, так есть и оттудова тропка к Еритнице, со знающим человеком за день допрешь.
— Вряд ли наш друг стал бы пробираться через болота с проводником. На фига ему такие сложности? Не был он в Еритнице. Мы, как говорится, «пустышку тянем», уверен на все сто процентов.
— Чаво тянете?
— Это я так фигурально-образно выразился, имея в виду, что раз Андрей мимо вашего хутора не проезжал, значит, изначально направлялся не в Еритницу, а куда-то еще. Фиг знает, куда.
— Складно выражаешься, писатель, а не возьму в толк — на чем, стало быть, ему бы мимо мово хутару проезжать? На какой, к примеру говоря, попутке?
— Вот черт!.. — Игнат почесал в затылке. — Вот вопросик-то, а? Ведь и правда, мы, балбесы, не подумали, каким бы образом Андрюха добирался от шоссе до Еритницы. Не пешком ведь, в самом деле. Он парень был... он парень, конечно, бедовый, но не настолько же, чтобы... Хотя... хотя до хутора он мог, в принципе, и пешком от шоссе дойти, но вот дальше... А впрочем, один хрен — вы его не видели, мимо вас, ежели специально не постараться, не прошмыгнешь. Стараться ему, в смысле — прошмыгнуть, никакого резону, следовательно — тянем пустышку.
— Выражаешься ты, сынок, складно, а я все в толк не возьму, на кой, к примеру говоря, хрен моржовый вам в Еритницу кататься, горючку жечь, когда, стало быть, вашего Андрея тама и быть не могло?
— Для очистки совести.
— А?
— Ну, раз уж столько проехали, неужели взад поворачивать? Осталось-то всего ничего, меньше двух десятков кэмэ, да?
Дед подумал, обжигая губы лишенной фильтра «цигаркой», и согласился:
— Довод. — И, сказавши ученое слово, спросил с живым крестьянским интересом: — Скажи-кося, писатель, на кой хрен моржовый ты бабку мою про волкодлаков пытал?
