Гнезда нет. Нору залило водой. По следам одноглазой я иду сначала вдоль стены, а потом наверх. Слышу попискивание. Но гнездо пахнет иначе, по-другому, оно пахнет другой семьей. Одноглазая и крысята ещё не успели наполнить его своим запахом. Их обмытая водой шкура пропиталась резкой, враждебной вонью. Период течки у одноглазой кончился – чужая, незнакомая крыса.
Она отирается об меня, втискивается мне под брюхо. Малыши пищат, лезут ко мне.
Я хватаю зубами ближайшего из них и разрываю его пополам. Одноглазая вылезает из-под меня и прикрывает собой крысят. Одного она держит в зубах, намереваясь перетащить его в другое место. Я вонзаю зубы ей в горло – раз, другой, третий. Она пытается укусить меня. Ослабев, падает на бок, конвульсивно дергая лапками. Я загрызаю всех крысят, а нескольких наполовину съедаю. Я покидаю гнездо. Под стеной уже ждут крысы, почуявшие запах свежей крови.
Я оставил город. Оставил позади теплые подвалы пекарни, сладкие кладовки, полные вкусных отбросов помойки, лабиринты нор и каналов.
Я оставил замурованное гнездо, разглаженную мертвую стену, крыс, людей, расставленные ловушки и разбросанную отраву.
Я оставил пустое кресло, в котором задержался лишь запах молодой самки, оставил протоптанные крысиные тропы, следы зубов на деревянных ящиках, путешествия на реку и в хлев, пути, пройденные вместе со старым самцом. Я оставил покусанную, умирающую одноглазую самку и её растерзанных крысят.
Я отправляюсь тем путем, который когда-то прошел он, иду его дорогой. За стенами вагона шумит ветер, а стук колес убаюкивает, погружает в сон. Среди наполненных зерном мешков уютно, тихо, мягко. Поезд везет меня в далекий незнакомый город, о котором я ничего не знаю, но предчувствую, что он существует – иначе откуда прибыл и куда уехал старый самец, чей запах нашептывал мне об иных, далеких местах?
Я много раз приходил на погрузочную платформу, откуда стрелы подъемных кранов поднимали грузы мешков и ящиков. Я искал запах, что напомнил бы мне запах старого самца. Прежние узы больше не связывали меня с городом, и я чувствовал, что могу его покинуть. Я должен был уйти, потому что все, бывшее в этом городе моим, исчезло – все это разрушено, стерто, зацементировано.
Я познал жажду странствий, ощутил потребность пуститься в скитания.
Я быстро пробегал по улицам, как будто спасался бегством от опасного преследователя. Я бросался на других крыс, которые нередко были сильнее и крупнее меня, но они были спокойные, ленивые, засидевшиеся на одном месте.
