Кто бы сейчас догадался, глядя на блистательную Джудит, что она не всегда была такой? Да, время идет, подивилась про себя Франческа. Впрочем, надо отдать ей должное. Джудит всегда отличалась умом, причем умом острым и изобретательным, который позволил ей, девятнадцатилетней девушке, увлечь и повести вместе с собой к алтарю одного из богатейших людей в стране! Хотя, надо признаться, тот в это время вдовствовал уже восемнадцатый год. Интересно знать, для него ли она старалась и со всем тщанием наводила красоту на лице и теле? Быть может, в ее жизни был еще один мужчина, или она старалась только ради сына? Неужели Джудит надела это кокетливое платье из черного атласа и кружев исключительно ради сына?
Франческа прикончила свой бокал с шампанским, а Ред мягким движением руки вынул из ее пальцев бокал и, сверкнув безупречными белыми зубами, предложил:
— Не прикажете ли повторить, тетушка Франческа?
Через полминуты он уже возвращался, неся в руках два стакана с искрящимся напитком — один для Франчески, другой для Джудит.
— Мадам, — проговорил он с подчеркнутой аффектацией, передавая матери шампанское и кланяясь. Потом добавил: — Только мне не хотелось бы, Джудит, чтобы ты относилась ко мне, как к младенцу. — И погладил матери руку.
Подумать только, какой светский парень, подумала Франческа. Пожалуй, даже более, чем светский. Со стороны было похоже, что он просто-напросто флиртует с собственной маменькой, а та в свою очередь буквально не спускала с него влюбленных глаз, самым откровенным образом наслаждаясь этой игрой.
Кроме поверхностного сходства, заключавшегося в голубом цвете глаз и светлых волосах, Ред мало напоминал мать. Он, в отличие от нее, уже родился на свет чрезвычайно привлекательным. Более того, он был обаятельным, а обаяние никогда не являлось чертой Джудит. Франческа решила, что, в сущности, мальчик вовсе не так плох. Он чрезвычайно хорош собой, еще и сексуален к тому же. Даже она, Франческа, никогда в жизни не испытывавшая влечения ни к одному мужчине, кроме Билла, невольно почувствовала исходивший от молодого человека зов пола. Он был настолько ощутим, что, казалось, его можно было потрогать. Манеры Реда выглядели безупречно. Что же касается его улыбки — никаким другим словом, кроме как «чарующая», назвать ее было нельзя.
Тем не менее, в нем было нечто, что смущало ее покой, Назвать это «что-то» словами она бы не смогла. Возможно, ее смущало как раз обилие достоинств, заключавшихся в нем, — слишком красив, слишком очарователен, слишком сексуален.
