Степан Разин | страница 67



Взоры всех были устремлены на совершавшееся торжество, на пышное облачение митрополита, митра и посох которого под утренним солнцем сверкали рубинами и алмазами, на новое, тяжелого шелка, знамя с золотыми кистями, на князя Семена, шествующего со знаменем, и никто не заметил черную телегу, что выехала из городских ворот вслед за воеводой. Телега была накрыта заскорузлой холстиной, а по краям ее сидели палач и два его помощника...

Воевода дал знак палачам. Они сорвали с телеги холстину. Под ярким утренним солнцем на телеге сверкнула голубая парча и еще что-то желтое, зеленое, золотое...

Когда князь Семен подходил к своему насаду, палачи подхватили с телеги какое-то безжизненное тело и по сходням направились на передний струг, вслед за князем.

По всему каравану прошел ропот, послышались возгласы недоумения:

– Мертвое тело тащат!

– Пошто мертвое тело в золотном наряде?!

Палачи по-хозяйски взошли на струг.

Один из них приставил лестницу к мачте и высоко перекинул петлю, двое других захлестывали петлей шею мертвого человека в нарядной одежде.

С ближних стругов сотни глаз следили за ними.

– Кто же мертвого весит?! То чучело, братцы!

– Чучело Стеньки!

– Болвана в золотный кафтан обрядили! – послышались голоса стрельцов.

Люди смотрели теперь с любопытством на эту игру.

Огромная голова разряженной куклы безвольно моталась, не попадая в петлю...

Князь Семен между тем, не слыша за музыкой возгласов на стругах и не видя того, что творится, прошел на нос струга и укрепил на нем знамя.

В тот же миг снова ударили пушки со всех стругов. Снова откликнулись пушки с «Орла», и палачи, наконец управившись с петлей, стали тянуть на мачту свою жертву.

И вдруг казавшееся до тех пор безжизненным тело, подтянутое на самый верх мачты, задергалось, трепеща всеми членами...

Звуки музыки оборвались. Люди ахнули. Князь Семен только тут оглянулся назад и отшатнулся от того, что увидел. Это была казнь юноши, до полусмерти замученного пытками, юноши с огромной, распухшей, вздутой, как тыква, искалеченной головой, со срезанными ушами и носом и будто нарочно приклеенными торчащими кошачьими усиками...

Последнее содрагание пробежало по телу несчастного, вызывая жалость в сердцах всех, кто мог его видеть.

– Изверги! Дьяволы! – крикнул, не выдержав, кто-то из ратных людей на одном из ближних насадов.

– Вам самим так качаться! – воскликнул второй. Офицеры забегали по палубам этих стругов. Размахивая плетьми и тростями, они разыскивали виновных. Но роптал уже весь караван. Гул стоял над стругами, как в ульях. Многие ратные люди сдернули шапки с голов, не тая от начальных жалости и сочувствия.