Чина опустилась на колени, вдавливая сочные ягоды в траву. Кожа выпачкалась соком. Волосы спрятали лицо девушки, и Зеленка не могла видеть — плачет Чина или нет. Некоторое время сидели молча.
Зеленка догадывалась по напряженной позе Чины, что та думку думает. Было слышно, как трещат сучья в костре да мыши пищат в сушняке.
Наконец Чина подняла голову. Зеленка отшатнулась, увидев выражение глаз девушки.
Чина заговорила, не давая Зеленке опомниться и вставить хоть слово.
— Побежишь к Заразихе, найдешь у нее сон-траву. Сделай так, чтобы она не увидела. Сможешь?
— П-постараюсь… — стуча зубами от страха, пообещала девочка.
— Подлей настойку в питье страже.
— Чужака охраняют Рогоз и Сныть.
— Хорошо. Сделаешь так, как я прошу?
— Я вес сделаю для тебя, Чина.
— Забирай все мои браслеты, все подвески. Все забирай!
— Нет. Нельзя. Догадаются… Я боюсь за тебя, Чина! Даже если Рогоз и Сныть уснут, вы не успеете выбраться из пещеры. Скоро рассвет!
— Не бойся. Я что-нибудь придумаю. Беги же скорей, Зеленушка!
Девочка мышкой скользнула за полог — и вовремя. Со стороны костра раздался шорох. Чина увидела мужскую фигуру, выросшую на пороге.
— Жук?1
Она не верила своим глазам. Он посмел прийти к ней ночью! Он переступил порог ее жилища! Что он думает о себе?
— Я не звала тебя, Жук. Уйди.
Жука не остановила сухость Чины. Он сделал еще шаг, чтобы показать, что не боится её.
— Ты нарушил закон. Ты переступил порог будущего Прародительницы племени, — напомнила Чина. — Думаю, это не всем понравится.
— Прародительницы? — усмехнулся Жук. — Ты сказала — Прародительницы? А не ты ли вчера ночью отреклась от своих привилегий? Ты сказала, что бросишь племя и пойдешь за Чужаком, куда он скажет, ты…
— Я прекрасно помню, Жук, что сказала на совете Это мое дело. И ты здесь ни при чем.
— Я знаю, Чина, ты уже пожалела о том, что сказала на совете. Да гордость мешает признаться. Хочешь, я помогу тебе?
Чина взглянула на него, не скрывая презрения.
— Ты? Ты хочешь мне помочь? Чем же?
Жук переминался с ноги на ногу. Его и без того сутулая фигура казалась еще более искривленной Ему приходилось пригибать голову, поскольку жилище было построено для женщин и его долговязой фигуре не хватало места.
— Если мы с тобой вместе выйдем из хижины на рассвете и люди у костра увидят это, то ты спасена. Все забудут, что ты вчера сказала у костра. Меня объявят твоим мужем, и тогда…
— Ты займешь место у моих ног на совете! Я правильно говорю, Жук?
