- А-а-а-а!!!!! - кричал Горохов, судорожно уползая за щиты на четвереньках.
Руки и ноги плохо слушались его, пару раз он даже наступил одной ладонью на другую. Наконец он уполз за ширму. Публика аплодировала, похоже, они не понимали, что происходит. Вдруг Горохов вылетел из-за ширмы обратно и бросился на меня. В руке он держал здоровенный кусок металлической трубы из тех, что подпирали щиты сзади. Я увидел прямо перед собой его круглые безумные глаза, и труба начала стремительно опускаться прямо мне на лицо. Я увернулся и отпрыгнул. Труба со свистом прошла мимо.
- Мляяять!!! - заорал Горохов. - Мама-а-а-а-а!!! Он снова размахнулся трубой, и я опять увернулся. Труба попала в центральный щит декорации и рассекла его пополам. Щит рухнул, потянув за собой два остальных. Горохов размахнулся еще раз, и тут я не успел увернуться. Пришлось выставить вперед руки. Странно, но боли я не почувствовал. Наоборот, когтистые пальцы ловко сжали трубу. Я дернул и отобрал ее у Горохова. Затем повернулся к публике, распахнул клыкастую пасть и перекусил трубу пополам. А остатки легко завязал в узел. Публика не аплодировала. Все сидели на своих местах в оцепенении.
Жутко захотелось есть. Я положил металлический узел на фанерный пол студии, поднял руки вверх и убрал пальцы с когтями. Затем убрал морду и уши, пригладил волосы. Ощупал лицо - вроде все было в порядке.
- Снято! - сказал Вахтанг и стянул камеру с плеча.
- Спасибо всем, - сказал я. - Извините, что так получилось. Поддался импульсу.
Я оглянулся. Горохова не было видно. Зрители торопливым ручейком тянулись к выходу из студии. Владик смотрел вдаль оцепеневшим взглядом. Я подошел к нему.
- Ну как? - спросил я.
- Очень плохо, - пробормотал Владик. - Такое нельзя давать в эфир. И декорации попортил, это ж денег сколько. И Горохов теперь… Не знаю, как с ним быть, он у нас и так ранимый, как он теперь?
- Извини, - сказал я. - Ты ж сам говорил, что шоу нужно.
- Не настолько, - отчеканил Владик.
- Извини, - сказал я еще раз. - Мне пора.
Владик вяло кивнул, и я пошел к выходу. Выбрался на улицу, поймал такси и поехал на работу.
Я был уверен, что передачу в эфир не пустят, но в пятницу вечером, когда я пил чай на кухне, из маминой комнаты послышался приглушенный вскрик:
- Леша! Это ты?!!
Я зашел в мамину комнату и сел рядом на диван. На экране телевизора плыли лица зрителей студии, а голос Горохова рассуждал о нашей медицине, которая не может пока объяснить все чудеса, происходящие с людьми. Наконец в кадре появился столик и два кресла.
