Время от времени возникали драки. Ссорились из-за какого-нибудь кубка, кольца, а чаще всего из-за женщин. Проливалась и кровь: несколько ахейцев, полагавших, что пережили войну, встретили смерть в самый разгар триумфа.
- Завтра будет торжественное жертвоприношение, ахейцы вознесут хвалу богам, - сообщил Политос возле нашего вечернего очага. - Убьют множество пленников и животных, а дым костров, на которых сожгут их плоть, вознесется к небесам. После жертвоприношения Агамемнон разделит добычу.
Я взглянул сначала в его скорбное, продубленное непогодой лицо, потом посмотрел на затухавший пожар в городе, который еще рдел на фоне темного вечернего неба.
- Завтра ты станешь богатым, господин мой Орион, - проговорил старый сказитель. - Агамемнон обязан выделить Одиссею огромную долю добычи. А Одиссей будет щедр к тебе... Он обойдется с тобой благороднее, чем сделал бы это сам Агамемнон.
Я устало покачал головой:
- Мне все безразлично, Политос, такие радости не для меня.
Он улыбнулся, словно бы желая сказать: ну что ж, подождем, что ты скажешь, когда Одиссей вывалит перед тобой груду золота и бронзы, железные треножники и котлы. Тогда ты будешь думать иначе.
Я встал и отправился искать Лукку и моих воинов-хеттов среди разгулявшихся ахейцев. Долго блуждать мне не пришлось. Они сидели возле костра, завалив все вокруг своей добычей: прекрасными одеялами, обувью, дивными луками из кости; друг к другу жались две дюжины пленниц, смотревших круглыми испуганными глазами на своих новых господ.
Лукка встал от костра, заметив меня в непроглядной тьме.
- И все это вы взяли в городе? - поинтересовался я.
- Да, господин. Обычай велит, чтобы ты забрал себе половину, а мы разделили остальное. Ты хочешь сделать это немедленно?
Я покачал головой:
- Нет, разделите все между собой.
Лукка озадаченно нахмурился:
- Все?
- Да. Хорошо, что вы держитесь вместе. Завтра Агамемнон будет делить добычу, и ахейцы могут потребовать долю и от вас.
- Но мы уже отложили царскую долю, - проговорил он. - Речь идет о твоей собственной...
- Возьми ее себе, Лукка. Мне ничего не нужно.
- Даже женщины-пленницы?
Я улыбнулся:
- На моей родине женщины не бывают рабынями. Они приходят к мужчине по своей воле... Или же не приходят.
И впервые после нашего знакомства крепыш хетт удивился. Я расхохотался и пожелал ему спокойной ночи.
Устроившись на ночлег в своем шатре, я подумал, что вопли и крики в лагере не дадут мне заснуть. Но глаза мои закрылись, едва я распростерся на ложе, и я погрузился в сон.
