Сестра Уэйт молча кинулась к лестнице, за помощью.
А доктор Шеннон, оставшисьв одиночестве, продолжала беспомощно, безнадежно стучать в дверь и кричать:
— Эрик! Что вы делаете? Откройте! Откройте немедленно! Прекратите! Что вы делаете?
Доктор Элакуо прожигал голову спящей миссис Трэвор. К тому времени, когда прибежавшие служители вышибли дверь, он успел прожечь ее насквозь.
В операционной отвратительно воняло горелым мясом, и людоедский чад стоял в воздухе — но крови на сей раз было совсем мало. Сущая ерунда.
…День клонился к вечеру, и лучи садящегося солнца настильно простреливали кабинет. Малдер задвинул правую штору, потому что солнце попадало на экран, и вернулся к видеомагнитофону. В этот момент в дверь постучали.
— Заходи, — громко сказал Малдер. Вошла Скалли. У нее было осунувшееся, усталое лицо — и мертвые глаза.
Малдер молча смотрел на нее. Но Скалли тоже молчала. Села в кресло у двери, искоса глянула на Малдера и поджала губы. Ну? — спросил Малдер.
— Он ничего непомнит, — нехотя произнесла Скалли.
— Вообще ничего?
— Помнит, что простился с доктором Шеннон и пошел домой. У него уже кончился рабочий день, он отработал все, что было запланировано на сегодня, и спешил домой…
Пет даже всех этих выспренних слов насчет «тело не повинуется», «внутри и одновременно вовне»…
— Нет. Ничего не помнит. Простился с доктором Шеннон, потом смена кадра и он уже стоит весь в поту над мертвой миссис Трэвор. Ничего между.
— Хорошенькое дело…
Скалли хотела еще рассказать ему о том, что случайно заметила в кармане доктора Элакуо, но Малдер успел раньше;
— А я опять изучаю видеозапись и… опять рекомендую тебе присмотреться. Сядь сюда, — он поднялся, уступая Скалли свое место перед экраном, и та послушно пересела поближе к видеомагнитофону. Малдер пустил запись.
— Очень полезная выдумка — видеоконтроль, проговорила Скалли, чтобы что-то сказать.
— Вот, и Малдер остановил изображение. — Смотри…
Скалли уже сама заметила.
— Что это у нее на животе?.. — пробормотала она, хотя уже сама прекрасно могла ответить за Малдера. То есть она не могла бы сама ответить на этот вопрос, но прекрасно представляла себе, как на него ответит Малдер. Можно было не спрашивать, не сотрясать попусту воздух.
— Пентаграмма— сказал Малдер.
— Это какие-то синяки… или шрамы…
— Это мы выясним. Важно то, что здесь опять мы видим тот же знак.
— И что это значит?
— Понятия не имею.
Это был довольно неожиданный ответ. Малдер, который признается, что чего-то не знает и не понимает, — это достойный собеседник. И тогда Скалли вынула из кармана аптечную упаковку.
