И со смехом добавил:
— И я не позволю тебе голосовать за что-нибудь, кроме любви!
— Неужели ты думаешь, я к этому стремлюсь? — возразила Виола. — И все же, Рейберн, ты уверен, что хочешь этого?
— Да, дорогая, абсолютно! — подтвердил он. — И уж если тебе небезразлична моя судьба, то должен сказать, что у тебя есть единственный способ сделать меня счастливым и оградить от нападок врагов — стать моей женой!
— Я желаю этого всем сердцем, — призналась Виола. — Но мне и в голову не могло прийти, что ты полюбишь меня! Я ведь такая обыкновенная… Ну что я могу тебе дать?
Рейберн улыбнулся и крепче обнял ее.
— Ты можешь дать мне все то, что я хотел бы получить от своей жены, — серьезным тоном ответил он. — Вначале мне казалось, что я просто жалею тебя, как беспомощного испуганного ребенка, но со временем понял, что мне мало только защищать тебя. Нет, я хочу, чтобы ты принадлежала мне — сейчас и навеки!
Виола прерывисто вздохнула и посмотрела на Рейберна. «Никогда я не видел, чтобы женщина так светилась от счастья», — с нежностью подумал он.
— Но я иногда бываю такой глупой, — смиренно произнесла Виола. — И я совсем не такая блестящая красавица, как твои прежние… знакомые дамы…
— А мне такая жена и не нужна, — возразил Рейберн. — Этих качеств я насмотрелся предостаточно в тех женщинах, с которыми… развлекался прежде!..
Он ласково поцеловал Виолу в лоб.
— Поверь, дорогая, ни ты, ни я уже не сможем обойтись друг без друга!
— Я хочу быть твоей помощницей… хочу заботиться о тебе… и любить… — стыдливо закончила Виола.
Неожиданно в ее голосе зазвучала такая страсть, что Рейберн, наклонившись, снова поцеловал ее, и снова, как и в первый раз, весь мир перестал существовать для Виолы.
На этот раз он не ограничился губами. Когда им обоим уже начало казаться, что сейчас они задохнутся от этого неистового поцелуя, Рейберн, с усилием оторвавшись от губ Виолы, принялся целовать ее глаза, все еще мокрые от слез, щеки и шею.
Никогда прежде он не испытывал ничего подобного. Это чувство даже трудно было описать словами, так разительно отличалось оно от всего, что происходило с ним до сих пор.
Рейберну казалось, что он прикоснулся к какому-то нежному цветку, наполнившему его не той чувственной страстью, которую обычно будили в нем женщины, а некоей духовной сущностью, о существовании которой в себе он даже не подозревал.
Казалось, Виола пробудила в нем высокие идеалы и бескорыстные порывы, которые владели им в сладостную пору юности, но были потом забыты, а точнее, принесены в жертву жестким политическим амбициям.
