Театр любви | страница 28
Но тут он почувствовал нечеловеческую усталость.
Он очень мало спал прошлой ночью, поднялся рано и преодолел до вечера большое расстояние.
Он отправился в кровать.
Уже засыпая, он вновь услышал голос Лавелы, возносящийся к своду норманнской церкви.
За всю свою жизнь он не слышал голоса, равного ему по чистоте и очарованию.
Герцог проснулся рано и стал одеваться, тихо напевая какую-то мелодию.
После завтрака у парадного входа уже стояла наготове лошадь, и он отправился покататься часок-другой.
Перепробовал все препятствия, которые возвел на своем скаковом треке, и взял их с такой легкостью, что решил в следующий раз поднять повыше.
Без четверти одиннадцать он был уже дома.
Он сказал слугам, что ожидает викария из Малого Бедлингтона с дочерью.
Когда они прибудут, их следует провести в музыкальный салон.
Эта комната, которую он любил больше других, считалась одной из самых прекрасных в доме.
В этой комнате, белой, с золотым орнаментом, потолок был расписан купидонами, держащими маленькие арфы.
Венера, изображенная в центре потолка, очевидно, исполняла арию под их аккомпанемент.
Пока герцог был ребенком, его пианино стояло в школьной комнате.
Музыкальный же салон, расписанный итальянским художником, оставался за ненадобностью в заброшенном состоянии.
Отец Шелдона, человек весьма далекий от музыки, никогда не заходил туда.
Когда мальчик стал подрастать, его пианино переместили в гостиную, куда выходила его спальня.
Первое, что сделал Шелдон, став правящим герцогом, — это восстановил музыкальный салон.
Он велел расписать его, украсить позолотой и реставрировать роспись на потолке.
Теперь он был точно таким, каким его спроектировали и создали братья Эдэм.
Герцог вошел в музыкальный салон и сел за пианино.
Он играл, возможно, не столь виртуозно, как настоящий профессионал, однако намного лучше среднего любителя.
Еще совсем юным, будучи в Италии, он брал уроки у знаменитого концертирующего пианиста.
Он никому не говорил об этом, даже женщинам, любившим его, боясь насмешек в свете.
Очень немногие знали, что для него значит музыка.
К их числу относилась и Фиона, потому что была с ним чаще других.
Но когда он исполнял ей какую-нибудь собственную композицию, то чувствовал: она думает лишь о том, насколько было бы лучше, если б он держал ее в эти минуты в своих руках.
Он был уверен, слова похвалы произносились ею лишь для того, чтобы польстить ему, а вовсе не потому, что она действительно считала его хорошим исполнителем.