— Это был чудесный, чудесный вечер! — воскликнула Летти на следующее утро, с опозданием спустившись к завтраку.
Мариста чувствовала себя разбитой, но Летти выглядела оживленной и бодрой.
— Мне никогда еще не было так весело, — продолжала она, пока Мариста наливала ей кофе.
Ханна на кухне жарила яичницу.
— Представляю, каково сегодня Энтони. — никак не могла наговориться Летти. — Встать в пять утра, учитывая, во сколько мы вернулись вчера…
Мариста с радостью уехала бы пораньше, но она не хотела портить удовольствие сестре.
Кроме того, Энтони ушел куда-то to своей дамой и не возвращался довольно долго.
Мариста справедливо рассудила, что если она решит уезжать, будет неудобно посылать кого-то на его поиски.
Когда наконец Энтони вернулся в гостиную, в глазах его Мариста заметила необычный блеск.
Сейчас он особенно напомнил ей отца: в его внешности появился какой-то налет бесшабашности, которого раньше не было.
Возвращаясь домой в комфортабельном экипаже графа, Летти говорила без умолку.
Энтони молчал, и Маристе ничего не оставалось, как слушать восторги сестры.
Перед сном Летти поцеловала Маристу и промолвила:
— Теперь я понимаю, почему папенька так стремился в Лондон и почему для Энтони невыносимо торчать здесь без гроша в кармане.
Мариста приуныла: ведь именно от этого она старалась оградить Летти — от осознания того, что недостаток денег заключил их в тюрьму и держит гораздо надежнее, чем любые замки и цепи.
Ханна вошла с одним яйцом на тарелке.
— Это все, что есть! — фыркнула она, ставя тарелку перед Летти. — И когда вы позавтракаете, я буду очень благодарна, если вы уберете со стола. Я навожу порядок на кухне, и вы могли бы немного помочь.
Она исчезла, не дожидаясь ответа, а Летти расхохоталась.
— Можно подумать, Ханна злится, что ее не пригласили к графу!
— На самом деле, мне кажется, — ответила Мариста, — она беспокоится за тебя — как, впрочем, и я.
— Ты беспокоишься за меня? — переспросила Летти. — Ас чего тебе за меня беспокоиться?
— Я понимаю, ты великолепно провела время вчера, — спокойно произнесла Мариста, — но нужно смотреть правде в глаза: граф может уехать в любую минуту, и мы не увидим его еще два года, если не больше.
