– А это зачем здесь? – спросил он.
– О, это так, старая картинка… Уже давно не прибирались в комнате, – засуетился толстяк, делая вид, что хочет спрятать ее, на самом же деле и не думая ее снимать, а только стирая с нее пыль.
– Не понимаю, – пробормотал Том, словно говоря сам с собой, – всего каких-то несколько месяцев назад вы нас так здорово встречали… Лапша… вечеринка… цветы… Вы не помните?
– Э-э… нас тогда не было в деревне… – отозвался толстяк.
– А лапшу-то эту, между прочим, из нашей муки делали, – не удержалась одна из усатых женщин. – Тридцать мешков… – добавила она, но сейчас же прикусила язык, перехватив свирепый взгляд мужа.
Тому невольно вспомнились слова Фульмине.
– Ну ладно! – сказал он. – А где найти тех, наших друзей, где они теперь?
Толстяк развел руками.
– Не знаю… За последнее время… э-э… многие семьи… э-э… поразъехались… Вы вот что, молодой человек, сходите-ка в управу, представьтесь старосте, там вам помогут…
«Старосте! Да я ему в брюхо всю обойму выпущу, вашему старосте!» – хотел было ответить Том, но вдруг почувствовал, что лишается чувств. Между тем толстяк понемногу теснил его к выходу, умудряясь в то же время почти не прикасаться к нему.
– Да мне врач нужен, я ранен! – воскликнул Том.
– Вот, вот, и доктор там. Вы его найдете на площади, он там всегда в это время бывает, – говорил толстяк, оттесняя Тома к лестнице, и захлопнул дверь.
Том снова очутился на улице. Теперь кое-где можно было заметить маленькие группы людей, что-то вполголоса обсуждавших между собой. Когда он проходил, они сторонились, избегая встречаться с ним взглядом. Он увидел священника, длинного и худого, с белым, как слоновая кость, лицом, который разговаривал с какой-то маленькой растрепанной женщиной и даже как будто показал на него пальцем.
Тому, которому все труднее было ковылять вперед, казалось, что ему каждый раз встречаются те же самые лица, которые он видел несколько минут назад; а этот священник с белым лицом то исчезал, то появлялся в каждой группе крестьян, с которыми говорил вполголоса. Том заметил, что отношение к нему местных жителей начинает меняться: на него уже посматривали с интересом, кое-кто даже посылал ему сладенькие улыбки, наконец та растрепанная женщина, которая перед этим разговаривала со священником, засеменила ему навстречу и ласково сказала:
– Бедный мальчик, ты же на ногах не держишься! Идем со мной…
Это была коротышка с лисьей мордочкой; судя по тому, что в руках она держала классный журнал, а ее черное платье, похожее на перешитую форму, было испачкано мелом, она работала здесь учительницей.
