Джуа уже начал было давить на курок, как вдруг рядом с ним появились двое ребятишек – мальчик постарше и совсем крошечная девочка. Оба в шерстяных беретиках с помпонами и в длинных чулках. Ребята вот-вот готовы были расплакаться.
– Прицелься хорошенько, дядя Джуа, пожалуйста! – наперебой запищали они. – Если ты убьешь поросеночка, у нас больше ничего не останется!
Ружье в руках у Джуа Дей Фики заплясало тарантеллу. Нет, он не мог стрелять, у него было слишком нежное сердце, и он слишком волновался. Не потому, что собирался убить немца, а потому, что боялся задеть поросенка, принадлежавшего этим бедным ребятишкам.
В это время немец, натыкаясь на камни и кусты, вертелся во все стороны, вцепившись в поросенка, который вырывался и визжал. «Гуи-и-и!.. Гуи-и-и!.. Гуи-и-и!..» – разносилось по всему лесу.
В ответ на эти вопли неожиданно послышалось протяжное «бе-е-е», и из небольшой пещерки вышел ягненок. Немец выпустил поросенка, который стремглав бросился в кусты, и устремился за новой жертвой.
«Странный лес, – думал он, – поросята лазают по кустам, ягнята живут в норах…»
Изловчившись, он поймал отчаянно блеявшего ягненка за ногу, взвалил на спину, словно Добрый Пастырь[9], и отправился дальше. Джуа Дей Фики крался за ним по пятам.
«Теперь-то ты не уйдешь, – бормотал он. – Теперь попался…»
С этими словами он прицелился, но тут чья-то рука ухватилась за стволы его ружья и подняла их вверх.
Перед Джуа стоял старый белобородый пастух.
– Джуа, – проговорил старик, умоляюще сложив руки, – не убей мне ягненка. Этого застрели, но смотри не убей мне ягненка. Прицелься хорошенько, ну, хоть раз прицелься хорошенько!
Но Джуа совсем уже обалдел и даже не мог нащупать пальцем курок.
Шагая по лесу, немец на каждом шагу делал такие открытия, что ему оставалось только разевать рот от изумления. Чуть ли не на каждом дереве сидели цыплята, то тут, то там из дупла высовывались морские свинки. Настоящий Ноев ковчег! Вот на ветке сосны, распустив веером хвост, сидит самый настоящий индюк. Немец быстро поднял руку, чтобы схватить его, однако индюк подпрыгнул и уселся на сучок повыше, поминутно свертывая и вновь распуская свой хвост. Солдат не выдержал и, поставив на землю ягненка, полез на сосну. Однако стоило ему подняться на сучок повыше, как индюк тоже поднимался на один сучок, невозмутимый, чопорный, с болтающейся у щек бородкой, которая горела, словно язычок пламени.
Джуа, нацепив одну ветку себе на голову, две другие на плечи и привязав еще одну к стволам своего ружья, начал подкрадываться к сосне. Но тут перед ним появилась молоденькая толстушка в красной косынке.
