– Ясное дело, – согласился безоружный, – какое уж тут сравнение. А о них я просто так спросил, из любопытства.
Безоружный был самоуверен, чересчур самоуверен. Ведь он был самым хитрым человеком во всей деревне, с ним не так легко сыграть такую штуку. Вот, например, другие, тот же секретарь или учительница, не вернулись, а он вернется. «Я великий камарад, – скажет он фельдфебелю. – Партизаны мне капут не сделать. Я сделать капут всем партизанам». И фельдфебель, наверно, будет громко смеяться.
Но мертвый лес казался бесконечным, и постепенно мысли безоружного, словно поляну в густом бору, тесно обступили неизвестность и мрак.
– Я, правда, ничего толком не знаю ни о секретаре, ни об остальных. – продолжал вооруженный. – Я ведь всего-навсего посыльный.
– Но в штабе-то знают, – не сдавался безоружный.
– Это верно. Вы лучше спросите в штабе. Там знают.
Смеркалось. Теперь нужно было идти осторожно, внимательно смотреть под ноги, чтобы не спотыкаться о камни, скрывавшиеся в густых зарослях, по которым они пробирались. А еще внимательнее приходилось следить за мыслями, следить, чтобы они не метались в непроглядном мраке неизвестности, стараться не потерять голову от страха.
Конечно, если бы его считали доносчиком, то ему не позволили бы вот так бродить по лесу в сопровождении одного-единственного человека, который к тому же, по-видимому, и не думает присматривать за ним. Ведь он сможет сбежать от него, когда пожелает. А в самом деле, что тот сделает, если он попытается убежать?
Пробираясь между деревьями, безоружный попробовал обогнать своего провожатого, сворачивал в одну сторону, когда тот шел в другую, но вооруженный словно не замечал этого и как ни в чем не бывало продолжал идти своей дорогой. Так они спускались по редколесью, уже на изрядном расстоянии друг от друга; временами вооруженный совсем исчезал за сухими стволами и зарослями кустарника, и безоружный терял его из виду. Однако через некоторое время он снова появлялся наверху, по-прежнему словно не обращая внимания на безоружного, но упорно держась сзади, немного поодаль.
До сих пор безоружный думал так: «Если меня сегодня отпустят, то в другой раз уже не поймают». Теперь же у него вдруг мелькнула другая мысль: «Если мне удастся удрать от него, тогда держись…» И он сразу представил себе немцев: немцев, шагающих колоннами, немцев на грузовиках и в бронемашинах – зрелище, сулящее смерть сотням людей и благополучие ему, хитрому человеку, которого никому не удалось обвести вокруг пальца.
