Кто-то грубо рванул его за воротник, поднял на ноги.
— Ты чего вопишь?
— Огня! — потребовал другой голос.
При свете звезд Кишлик разглядел у коновязи толпу всадников.
Спешенный воин в остроконечном шлеме крепко держал его за воротник.
Вспыхнуло сразу несколько огней. Лошадиные морды придвинулись к Кишлику, обдавая лицо горячим влажным дыханием. Перегибаясь через луку седла, к нему склонился худощавый человек с суровым навесом бровей над острыми глазами.
— Мужчина, а кричишь, будто девочка, разбившая нос!
Кишлик узнал строгого воина. Это был Субэдэй-багатур.
— Подожди, братишка…
Стукнув по земле гутулами, с седла соскочил один из всадников, подошел к Кишлику. Это был Джэлмэ, старший брат Субэдэй-багатура. Братья были очень похожи друг на друга, но в то же время — разные. Брови Джэлмэ не так нависали на глаза, взгляд был мягче, лицо полнее, и ростом он был ниже, плотнее долговязого Субэдэя. Разглядывая Кишлика, Джэлмэ говорил:
— Во все горло человек орет в трех случаях: когда пьян, когда у него большая радость и когда большое горе. Что у тебя, пастух?
За стеной юрты вкусно похрапывал один из нукеров, у порога изредка приглушенно всхлипывала Бичикэ. Хасару не спалось. Слишком долго спал днем, слишком жестка была постель из невыделанных шкур, слишком многого ожидал от Бичикэ. Сама Бичикэ тут ни при чем, она не хуже других… Лучшая женщина — та, которую желаешь. Всегда ждешь чего-то иного, не похожего на все прежде. Но все похоже, все то же. За обманутым ожиданием следует равнодушие.
Ему надоело хныканье Бичикэ, но и уговаривать, и ругать ее было лень.
Пошарил вокруг себя руками, нащупал смятую шапку, бросил к порогу. Бичикэ замолчала. Хасар задремал. Стук копыт разом отогнал дрему. Выскочил из юрты, на ходу затягивая пояс, растолкал нукеров. Пока они спросонок сообразили, что к чему, неизвестные всадники окружили юрту.
— Эй, Хасар, пусть твои люди разведут огонь!
С облегчением вздохнув, Хасар вложил меч в ножны: он узнал голос Джэлмэ.
Запылал огонь. Джэлмэ и Субэдэй-багатур спешились, их нукеры остались сидеть на лошадях.
— Садитесь! — по-хозяйски пригласил Хасар. — Какие заботы не дают вам спать?
Братья сели, подвернув под себя ноги, ничего не ответили ему, молча разглядывали его нукеров, и что-то в их молчании внушало беспокойство.
— Что-нибудь стряслось?
Снова они ничего не ответили, но Джэлмэ перевел взгляд на него, спросил сам:
— Чем тут занимаешься?
— Езжу по куреням… — Вспомнив, какое незавидное, ничтожное у него дело, Хасар скривился — язык не поворачивается сказать, что он, брат хана, считает кобылиц, волов, овец…
