Тэмуджин разговаривал, думал, но чувство досады, с каким он пришел сюда, не исчезало, оно жило в нем мутной накипью. И он уже начал догадываться, что корень тревоги и неубывающей досады не в Есуй, не в засоне караульном, не в вечной боли его — Джучи, а в гораздо большем. Он был недоволен собой. Высоко взлетела его слава, но она — огонь, бегущий по сухой траве. Гудит пламя, рвется к небу, летит по ветру, а наткнется на реку или сырую низину, опадет, угаснет, исчезнет, будут лишь чадить сухие кучи скотского дерьма. Велик его улус, но он — гора песка. Подымется буря — бугорка не останется.
Отпустив сыновей, он поднялся и сам.
— Борте, я скажу шаману, пусть спросит духов, где искать, невесту для Джучи.
— Надо взять девушку из моего, хунгиратского племени или олхонутского — племени твоей матери.
— Для тебя все просто, Борте. Слишком просто.
— Я хочу только лучшего для своих детей.
— И я, Борте… Потому не будем ссориться. Нет у меня и не будет женщин роднее тебя и моей матери.
Перед входом в его юрту уже скопились люди, уже ждали его выхода.
Снова надо сидеть и терпеливо разбираться в спорах, ссорах, мирить, наказывать, награждать. И сколько ни суди, ни ряди, дел не убавляется. Ему некогда оглядеться, спокойно подумать. Нет, так править улусом нельзя. Не копаться в склоках надо, а зорко поглядывать в сторону найманов, меркитов, да и Джамуха, хан всеобщий, снова накапливает силы, ластится к старому Ван-хану.
Прошел мимо толпы разного люда, в коротком приветствии вскинув руку.
В юрте уже собрались его ближние друзья и нойоны, братья. Приехал зачем-то из своего куреня и Даритай-отчигин. Лучились морщинки возле его прижмуренных глаз, в умильную улыбку растягивались губы, в почтительном поклоне согнулась спина. Тэмуджин прошел на свое место, сел на стопу мягких войлоков, обшитых цветным шелком. Умолкший было говор нойонов сразу же возобновился. Они будут шептаться и позднее, когда он станет разбирать жалобы и прошения. О чем говорят? Об удачной охоте на хуланов, о том, у кого скакун резвее, кто сколько кумыса может выпить за один присест.
Шутят, смеются. Бездельники!
— Вы для чего собрались здесь?
Его громкий, сердитый голос заставил замолчать нойонов. Они повернулись к нему, удивленные.
— Повелишь уйти? — спросил Боорчу, явно не понявший его гнева. — Мы пришли, как всегда…
— …чесать языки! — подхватил он. — Я буду сидеть разбираться, кто затеял драку, кто у кого украл овцу, почему от одного к другому убежали домашние рабы, а вы будете чесать языки и зубоскалить! С этого дня все будет по-другому. Друг Боорчу и ты, Джэлмэ, я когда-то повелел вам ведать всеми моими делами — я отменил свое повеление?
