Тэмуджин вскочил, сцепил за спиной руки, сильно сутулясь, забегал по юрте, браня дядю непотребными словами. Резко остановился, приказал:
— Позовите мою мать.
Когда мать пришла, он сел на свое место, пригладил всклоченную бороду.
— Мать, ты видела, ко мне побитым псом притащился мой дядя. Велика его вина. В трудное время он оставил тебя одну, не захотел помочь. Спасая свое владение, он лизал пятки нашего гонителя Таргутай-Кирилтуха. Я простил ему эту вину, вину перед нашей семьей. Мне, хану, он давал клятву верности — нарушил ее. Как хан, я должен его казнить, как сын его брата помиловать. Тебя спрашиваю, мудрая мать моя: как хану или как его племяннику долженствует поступить мне сегодня с нашим родичем?
— Не суди его строго, сын. Он слабый человек, небо не наградило его ни силой тела, ни силой духа. Не укорачивай пути своего дяди, сынок, не гневи небо.
Тихий просящий голос матери, скорбный взгляд добрых глаз умиротворил Тэмуджина. Он крикнул нукеру:
— Зовите дядю сюда.
Даритай-отчигин от испуга плохо владел своим телом, повалился на колени, едва переступив порог юрты, но по лицам Оэлун и Тэмуджина понял, что спасен, проворно пополз вперед, простер руки, воскликнул:
— Я еще послужу тебе, хан мой и племянник!
— Твоя служба не нужна мне. Твоих людей, табуны забираю себе. У тебя будет юрта и несколько домашних рабов.
— За что такая немилость, хан?
— Это милость, дядя. Сам жаловался — стар, умишком слаб. Твою ношу я беру на себя. Джэлмэ, разведи его нукеров и воинов на сотни, определи, какой сотне под чьим началом быть. А ты, дядя, иди помолись. Ну, Хасар, теперь рассказывай ты. — Взгляд Тэмуджина был строг. — Не гостил ли ты у хана-отца?
— Гостил! — с вызовом ответил Хасар: мать тут, и бояться ему нечего.
— Был принят и обласкан. Только к тебе пришлось возвратиться пешком. А пищей в дороге были подошвы моих гутул.
— Почему ты отстал?
— Я хотел спасти семью.
— Почти все воины оставили семьи.
— Но ты-то свой курень не оставил. И жены, и дети с тобой!
— И наша мать, Хасар. Ее я оставить не мог. Твоя семья у Ван-хана.
Может быть, тебе к нему пойти?
— Зачем так говоришь, сын? — упрекнула Тэмуджина мать. — Ты видишь, как он измучен.
— Вижу, мать. И все-таки ему придется собираться в дорогу. Нойоны, слушайте меня. От Ван-хана с Джамухой, Алтаном и Хучаром ушло много воинов. Но он еще силен, и в открытой битве нам его не одолеть. Только быстрым и внезапным, как блеск молнии, ударом мы можем сокрушить Ван-хана и его сына. Кэрэиты нас теперь не боятся, но на всякий случай оглядываются, и подобраться к ним незаметно будет трудно. Мы выступим в поход и будем двигаться ночами. Когда приблизимся к стану хана-отца, от твоего имени, Хасар, к нему поедут Субэдэй-багатур и Мухали. Они скажут, что ты обошел все степи, отчаялся найти меня, твои нукеры голодны, кони истощены, твоя душа скорбит о женах и детях. Попросишь: прими, хан, под свою высокую руку. Ван-хан и его сын подумают: эге, Тэмуджин от страха забился неизвестно куда, опасаться нечего. Станут поджидать тебя с измученными нукерами. А явимся мы. Субэдэй-багатур и Мухали высмотрят, откуда лучше подойти и побольнее ударить.
