— Я поеду с тобой на французский корабль. Как будто я не могу грузить…
— Ни за что! — Антон резко повернулся к девушке. Его худое лицо, едва видное в слабом лунном сиянии, пробивающемся сквозь туман, застыло в строгой гримасе. — Клянусь Богом, ты ничего подобного не сделаешь, Линии. Ох, я вообще жалею о том, что втянул тебя в это дело.
— Но я ведь не оставила тебе выбора, — напомнила она, глядя в его серые глаза, казавшиеся в ночном мраке непроглядно черными. — Я же сказала, что, если ты не позволишь мне участвовать в твоих ночных вылазках, мне найдется, о чем побеседовать с Фарром, главным таможенником. А уж он-то всегда будет рад любому поводу поговорить со мной. Я ведь вижу, какими глазами он на меня смотрит.
— Хватит, — прорычал Антон, в бешенстве запуская обе руки в рыжие пряди, словно боясь дать им волю. — Держись подальше от этого старого распутника Фарра. Если он посмеет хоть издали глазеть на тебя, непременно скажи мне. Уж я позабочусь, чтобы он в жизни больше никуда не пялился, будь то девушка или его проклятая подзорная труба. Я ему…
— Антон, — Линдсей схватила друга за руку, — мы зря теряем время. Ты говоришь, что не можешь отправиться на французский корабль потому, что Нед заболел, а тебе без помощника не обойтись. Так я и буду этим самым помощником.
Антон бережно взял обе крохотные ручки девушки в свои.
Сама знаешь, малышка, меня не одурачить. Тебе это никогда не удавалось. Ты рисковая девчонка, но сердечко у тебя нежное и мягкое — слишком нежное и мягкое для выпавшего на твою долю жребия.
Ну пожалуйста, поедем. — Линдсей потянула Антона за рукав, но молодой человек не двинулся с места. — Тебе нужны деньги на рыболовную флотилию, ты ведь так о ней мечтаешь. И мы оба знаем, почему мне тоже позарез нужно поскорей получить свою долю.
Позволь напомнить тебе, девочка, наш договор… точнее сказать, договор, к которому ты меня принудила. А он таков: ты хранишь товары в амбарах Трегониты, а я плачу деньги, чтобы ты могла помогать нищим арендаторам, которых грабит этот сквалыга Латчетт. Но ты, малышка, всего лишь хранитель ключей, не больше. Уильям вышиб бы мне оба глаза, узнай, что я позволяю тебе скакать ночью через лес в мальчишеской одежде и возить контрабанду.
— Уильям мертв, — негромко проговорила Линдсей. — И он первый понял бы, что я просто обязана делать все, что в моих силах. Сейчас, кроме меня, некому облегчить страдания наших арендаторов.
Антон резко отвернулся и зашагал вдоль кромки воды. Слышался тихий плеск волн, густой туман приглушал шаги. В ноздри Линдсей ударил запах соли. Сердце щемило. Бедный Антон, бедная она сама. Девушка понурилась.
