Она вздохнула и вытерла набежавшую слезу. Глупо было бы, с ее стороны, ожидать от них чего-то другого. Это она была среди них странной, слишком странной, чтобы быть ими понятой.
— Мне жаль, Эмиль, — сказала она нежным голосом. — Мне не хотелось бы разговаривать с тобой таким образом. Боюсь, что мои нервы не выдержат больше.
— Конечно, — согласился он и, улыбнувшись, тронул ее за руку. Он очень хорошо был знаком с тем, что такое женские нервы. — Тебе нужно немного отдохнуть. Почему бы тебе не подняться к себе и не прилечь?
Энэлайз послушалась его совета и пошла к себе не потому, что ей захотелось отдохнуть, а потому, что ей захотелось побыть в одиночестве. Никто не понимал ее чувств, кроме, возможно, Полины, которая сама страдала от неразделенной любви. Но даже Полине она ничего не сказала — насколько глубока была ее душевная рана. Ей было слишком стыдно признаться, что она настолько была обманута шпионом, что отдалась ему. Это больно ранило Энэлайз, оскорбило ее самолюбие и заставляло думать о том, что она упала к нему в руки, как зрелая слива.
Без сомнения, теперь он бахвалится перед своими друзьями-янки легкой победой над южной красавицей, которая среагировала на его ухаживания, как сучка в период течки! О, как она ненавидела его за обман! Как могла она позволить ему так легко себя одурачить?!
Джон Колдуэлл решил выехать со слугами на плантацию в «Белль Терр», где они все обычно проводили жаркие месяцы, чтобы приготовить дом к приезду всей семьи. Энэлайз, зная, как мало способен отец распоряжаться слугами, все распоряжения им сделала сама, приказав вымыть дом, вычистить мебель, ковры. Отец был очень опечален тем, что любимая дочь несчастна.
Энэлайз не переживала по поводу его отъезда, так как никто не мог ее сейчас утешить. Она только хотела, чтобы он взял с собой сразу мать, потому что суетность и глупость Терезы сейчас ее особенно раздражала. Но отец не хотел оставлять Энэлайз одну. Чтобы отвлечься, она проводила время, разбираясь в конторских книгах.
В пятницу, 18 апреля, когда Тереза громко восхищалась коробкой шоколадных конфет, купленной у беженца, а Энэлайз читала книгу, раздавшийся отдаленный шум нарушил тишину и спокойствие.
— Что это было? — воскликнула Тереза, испуганно раскрыв глаза и театрально приложив руку к сердцу.
— О чем ты? — взглянула на мать Энэлайз, оторвавшись от книги.
— Боже праведный! Только не говори мне, что ты ничего не слышала? Какой-то странный звук!
