Люся же считала, что у профессоров, присутствовавших и решавших, могли быть и другие основания для недовольства, тем более что о Начальнике говорили как о наиболее вероятном преемнике.
— Смотри, милый, от вашей комиссии, особливо от твоей защиты, Роману Васильевичу слишком худо на душе может быть. Смотри, милый, если с ним что случится, навек тебе на душе худо будет.
— Во-первых, я его действительно искренне защищал…
— Оставь. Хоронил…
— А во-вторых, о самоубийстве я и…
— Да я не…
— Нет, не в его привычках судить. А самоубийство потому и есть самый страшный грех, что судят при этом окружающих, да к тому же судом самым страшным — без всякой возможности оправдаться или даже просто просить прощения.
— Опять ты все обобщаешь — это ведь наиболее удобная форма оправдывания. А я тебе говорю конкретно, да и достаточно мягко: Роману Васильевичу худо будет, в частности и от твоего выступления тоже. А самоубийство!.. При чем тут? Я совсем не об этом. Что ты!
— Перестань, Люсенька. Что ты меня пугаешь? Я сделал, что мог, совесть моя чиста, от всей этой суеты и интриг пришел отдохнуть к тебе, отдохнуть душой, а ты опять про то же.
А дальше Люся повинилась и согласилась, и перестали они говорить на эту тему — действительно, что они будут обсуждать чьи-то чужие интриги и заботы, когда все это их не касается, когда у них есть более важное и вечное, то, что не осуждается, не должно осуждаться… И нечего его шпынять — он ведь не по расчету говорил так.
Так думала Люся.
А Начальник посмотрел на висящие перед ним книжные полки, на сдвинувшуюся вдруг гармошку книжных корешков перед глазами… он потянулся к Люсе.
— Не надо. Прости меня. Никак не пойму… Что-то в тебе не то сегодня, сейчас. Что?
Застыла книжная гармошка. Она ведь живет без расчета. Значит, сейчас ей так лучше. Ей. А каково же ему! Нет, он не может так. Он разобьет сейчас какую-то глупую преграду, созданную наверняка неправильно понятыми словами его. Он вспомнил, как Люся как-то сказала: «Никогда ничего никого и ни о чем, по возможности, просить не надо. При хороших отношениях люди сами должны понимать друг друга и помогать друг другу и все прочее. Я стараюсь не просить».
Речь тогда шла об операциях, о распределении их Начальником, а он обобщил. И тогда обобщил, и сейчас. Конечно, он не мог с этим согласиться. Надо добиваться своей цели, — естественно, сохраняя порядочность. Да, да, даже неправедной цели надо добиваться средствами праведными. Нет, нет, он сейчас сломает эту напряженность.
