— Я что-нибудь состряпаю.
— Но что именно? — Элис пыталась прочитать его мысли.
Хью пристально смотрел на нее. Утренний свет играл в ее волосах, придавая им необыкновенный оттенок. Открытый ясный взгляд необъяснимо притягивал к себе. А ее грудь под темно-синим платьем казалась такой нежной, такой соблазнительной.
Хью шагнул к Элис. Во рту у него пересохло, и он почувствовал, как по телу разливается хорошо знакомая волна возбуждения.
— Моему поступку может быть лишь одно разумное объяснение.
— Какое же, сэр?
— Страсть.
— Страсть? — Элис непонимающе уставилась на него, точно он произнес это слово на иноземном языке.
— Да. — Он сделал еще два шага к ней.
Элис открывала и закрывала рот, словно рыбка, выброшенная на берег.
— Что за вздор, — пробормотала она. — Вам никогда не убедить моего дядю в том, что рыцарь-легенда способен поступить так… так глупо, решившись на помолвку по столь смехотворной причине, милорд.
Хью стоял уже совсем рядом, он бережно взял ее за хрупкие плечи. Какое наслаждение держать ее в объятиях, такую гибкую, поразительно женственную и горячую. Он чувствовал, как она трепещет от его прикосновений. Они стояли так близко, что он мог вдыхать аромат трав, исходящий от ее волос.
— Вы ошибаетесь, миледи. — Слова давались ему с трудом. — Только безумная страсть лишает мужчину способности рассуждать здраво и не внимать голосу разума.
И прежде чем Элис догадалась о его намерениях, он сжал ее в крепких объятиях, и губы его коснулись ее губ.
Только сейчас Хью понял, как жаждал он все это время целовать ее, с той самой минуты, как увидел Элис вчера вечером в сумрачном зале.
Она казалась ему волшебным неуловимым созданием. Никогда в жизни он не обнимал столь восхитительную женщину.
Это было какое-то наваждение. И еще никогда в жизни женщина так не сводила его с ума. Он знал, что легче всего освободиться от мучающего его чувственного влечения — сдаться на милость древнего инстинкта. И сейчас, ощутив, как по телу Элис пробежала легкая дрожь, он понял, что не может совладать со своим желанием.
Элис замерла в его руках, словно соображая, что ей делать дальше, а он воспользовался ее замешательством и не отказал себе в удовольствии насладиться ею.
Ее губы были мягкие и теплые, точно инжир, пропитанный медом и свежим имбирем. Оторваться от них было выше сил. Поцелуи возбуждали и пьянили его, как редкие пряности. Все его чувственные фантазии, рожденные во мраке ночи, словно воплотились в этой женщине. Нежная, хрупкая, благоухающая, как роскошный цветок, и такая пылкая. В ней горит огонь, которым она способна довести до исступления любого.
