Я вошел в ресторанчик, кивнул его владельцу по имени Марноу, с увлечением наблюдавшему за тем, как хрупкая официантка-эрфийка сервирует столик для любителей джаджианской кухни, ловко и сноровисто выставляя на стол бесчисленные крохотные сосудики, судочки и чашечки со всевозможными ингредиентами, из которых сам едок должен был составить в соответствии со своим вкусом то или иное блюдо. Вот она выставила на столик дюжину крохотных тарелочек, содержимое которых отличалось лишь едва уловимым оттенком синего цвета. Причем, судя по тому, что хозяин ресторанчика одобрительно хмыкнул, выставила она их правильно, в надлежащем порядке. Насколько я знал о джаджианской кухне, правильно сервированный стол значил в ней не меньше, чем качество продуктов, а также их цвет.
— Как дела? — спросил я Марноу.
— Может, и не так плохо, как мне казалось час назад, — буркнул тот, не отрывая глаз от тоненьких, мелькавших с умопомрачительной скоростью ручек эрфийки. — Что будешь есть?
— Как обычно, — сказал я.
— Ровно через пару минут тебя обслужит новая официантка. Если, конечно, она за это время не допустит ни одной ошибки. В том случае, если это случится, то тебя обслужу лично я.
— Как я понял, девочка со способностями?
— Да, кое-какие есть. По крайней мере, она способна в должном порядке выставить «воспоминание о море, в предзакатное время». Если она еще сумеет как надо расставить чашечки с «предчувствием долгожданного и радостного вкушения пищи». Если она справится и с этим... Короче, конец — делу венец.
Я присел за свободный столик и, сунув руку в карман, попытался нащупать коробочку с сигаретами. И конечно, ее там не оказалось. Несколько секунд я пытался сообразить, где же я мог ее посеять, а потом вдруг вспомнил, почему их у меня нет, и вполголоса чертыхнулся.
Мараск, помощничек. Он все-таки вчера меня доконал и заставил бросить курить. Пришлось мне, после торжественного выкуривания последней сигареты, отправить почти полную коробочку в зев утилизатора, а потом начать праведную, здоровую жизнь без табака, без этого жуткого наркотика, безвозвратно уничтожающего клетки мозга и отнимающего не менее пяти лет от моей жизни, и без того чрезвычайно короткой.
Я поморщился.
Вот только... интересно, сколько лет жизни у меня отнимет с таким трудом подавляемая тяга к курению? Наверняка более чем пять лет. Впрочем, я дал слово, я поклялся, что более курить не буду, и, значит, ничего не остается, как терпеть.
