- Не Филей, а Филькой! И здесь существенная разница!
Катя с Филькой, сидя на сосновых чурках, чистили картошку. Моня в углу за столом заряжал патроны. Сашка со Степаном на улице кололи дрова, и оттуда доносились их голоса, чаще Сашкин, веселый и звонкий, реже Степанов, глухой, хриповатый.
Филька бросил очищенную, точнее, изуродованную чисткой картофелину, протер широкое лезвие охотничьего ножа, пальцы сполоснул в ведре.
- Филя - это профанация той идеи, которую я оформил своей кличкой.
Филька говорил как всегда многозначительно, исключительно серьезно, словно был уверен, что если он открывает рот, то только для того, чтобы сообщить несомненную истину или нечто совершенно исключительное.
Поначалу Катю раздражала эта манера пророчествовать и поучать, но очень скоро она почувствовала, что слушает Фильку всегда с интересом и что его манера говорить - это, по сути, что-то очень близкое к тому упорству, с каким он настаивал на своей смешной кличке. И спросила его об этом не случайно.
Филька вперил в нее свои серые глаза, чуть приподнял бровь, подался вперед.
- Кличка эта справедливо квалифицирует мое место здесь, в этой обстановке. Сашка отлично стреляет. Степан вынослив, как медведь, Моня шарлатан по призванию...
Моня за столом повернулся к ним и заулыбался виновато и сконфуженно.
- ...Моня и тот умеет кое-что лучше других! К примеру, быстро и хорошо заряжать патроны, хотя закрывает глаза, когда приходится стрелять. Я назвал лишь некоторые достоинства наших друзей. Я же сам не умею ничего и не имею желания научиться! Нелегко было признаться себе в этом, поверь, но пришлось, потому что нежелание - это и есть неспособность!
- Но тебя все здесь любят! - возразила Катя. - Сашка мне о тебе...
Он повелительно перебил ее:
- Не то! Любят? Это значит, что ненавидят. А за что меня ненавидеть? Я никому зла не делаю, чужой хлеб не ем. В мире так много ненависти, что ее отсутствие мы готовы принять за любовь. Любовь - это не то. Любовь - явление чрезвычайно редкое.
Катя с сомнением покачала головой. Сказала искренне:
- Я вот всех вас люблю.
- И Степана? - спросил тотчас Филька, как будто иглу воткнул.
- А почему я должна его не любить? - смутившись и даже испугавшись, вопросом на вопрос ответила Катя.
Филька посмотрел на нее пристально, чуть-чуть, лишь уголками тонких губ усмехнулся.
- Опасная тема? - не то спросил, не то подвел черту разговору.
Уже который раз в разговорах с Филькой Катя неожиданно словно на гвоздь наступала. Ей всегда хотелось спорить с ним, часто его утверждения казались не просто неверными, а будто сознательно обращенными в неверность. Но сколько раз, когда она уже готова была уличить его в нелогичности или даже в ошибке, он вдруг врывался какой-нибудь фразой в запретные области ее дум или состояний. Она боялась Фильки, но боязнь была такого рода, что порождала соблазн испугаться еще раз.
