- А если правда не умеешь плавать? - неуверенно спросила Катя. - Я, конечно, не знаю, что там произошло...
- Не важно! - резко ответил Сашка. - Не умеешь плавать, сиди дома и не шляйся по берегу.
Но сам чувствовал неубедительность реплики, повторил решительно, как приговорил: "Сволочь!"
Но листок сложил аккуратно и сунул в карман.
- Фильке покажу. Он, наверное, знает этого типа.
Катя подошла к нему, взяла за руку.
- Она его не любила, понимаешь! Ей сначала показалось, что любит, а потом...
- Но ты же не знаешь, как все было... - хмуро возразил он.
- Этого не нужно знать. И этот... он тоже ничего не понимает... Развел философию... фантомы, примитивные натуры, борцовые качества... Ерунда! Сначала любят, а потом уже думают, за что! Но есть в его словах что-то, против чего трудно возразить...
Она снова еще раз оглядела зимовье, словно какая-то вещь, какая-нибудь деталь или все вместе могли внести ясность в эту грустную, неясную историю, спрятавшую правду о себе в сумерках таежного жилища.
- Уйдем отсюда! - сказала она.
Сашка разыскал два гвоздя и заколотил дверь. Залез на крышу, жестянкой, специально для того приспособленной, закрыл трубу. "Чтобы дождь печку не заливал. Сырость заведется, не избавишься!"
От зимовья тропа поползла вверх. Казалось, куда еще выше. Тайга здесь была гуще, сплошной кедровник. Чаще попадались завалы, каменные россыпи, в которых тропа теряла свои очертания, иногда на мгновение исчезая совсем, иногда намекая о себе лишь утоптанностью мха на пологом камне. Солнце уже безнадежно запуталось в кедровых лапах вправо от тропы и вяло тлело едва ощутимым теплом. В низинках земля задышала сыростью, а голоса тайги утратили дневную безмятежность и зазвучали заботливо и тревожно. Усталость ощущалась не только в ногах, но и во всем кругом. Тайга то ли подражала людям, то ли передразнивала их, а может быть, действительно устала к вечеру, ведь день время труда не только для людей. Во всяком случае, в очертаниях крон, в позах старых деревьев, в криках птиц Катя слышала ту же усталость, что все сильнее овладевала всем телом, а не только ногами, которые ныли с нудным постоянством.
Шли уже больше часа, когда вдруг тайга разом распахнулась и оказалось, что находятся они на вершине горы, откуда видимость до бесконечности вперед и в стороны, что тропа из-под ног клубком разматывается вниз, в глубокий распадок, который пропастью разделяет их от соседнего хребта - гривы, тянущейся параллельно той, где они стоят. Та, следующая грива ниже, за ней угадывается такой же распадок, а дальше другая грива, за ней третья и еще, и в самом конце видимости, в самом ее пределе туманные очертания снежных вершин, еще больших, намного больших гор, целая горная страна, какие Кате случалось видеть в кино или на картинах.
