Тем не менее сообщение дочери, вернее его тон, в котором чувствовался какой-то подвох, насторожило ее мать.
— С чего ты это взяла?
— Сегодня к нам приехал какой-то священник из Берлина — я так толком и не поняла, пастор он или капеллан, — и всех собрали на лекцию. Он рассказывал о божественном предназначении фюрера и о Новой церкви.
— О Новой церкви?
— Да. — Эрна, вспоминая, наморщила лоб и закатила глаза. — О «Национальной церкви Германского рейха». Вот!
— Готфрид, ты слыхал о такой? — обратилась фрау Вангер к мужу, выходящему из своего кабинета с огромной книгой в руках.
— О «Национальной церкви»? Так, краем уха. А что?
— А то, что в нашем городе об этом читают лекции, — буркнула она, недовольная оторванностью своего супруга от реалий действительности. — Так что там с этой церковью, Эрна?
— Мама, он так много говорил…
— Тем более. Значит, хоть что-то ты должна была запомнить.
Эрна снова наморщила лоб и надула щеки.
— Что-то там про алтари, из которых надо убрать распятия, Библию и вынести вон статуи всех святых…
— Убрать Библию? Это что-то новенькое!
— Да, он сказал, что Библию должна заменить «Майн кампф» — самая священная книга для нас, немцев, а значит, и для Бога. А еще там должен быть меч.
При этих словах уже и профессор Вангер стоял, опустив фолиант, и с интересом смотрел на дочь.
— Меч? Где?
— Ну, в алтаре. — Видя, что ее родители сущие невежды в вопросах современной религии, Эрна добавила: — А еще они снимут со всех церквей кресты и заменят их хакенкройцерами!
Работа юных сиделок, отбывающих повинность в учреждениях здравоохранения, не была делом формальным. Их нагружали по полной программе, так что по вечерам Эрна едва добиралась до дому. Пациентами Фрауенклиники были в основном пожилые люди, и характер многих из них оставлял желать лучшего. С утра до вечера приходилось перестилать их кровати, таскать тяжелые тюки белья в прачечную, кормить с ложечки немощных, выслушивая их претензии, и стоически сносить издержки старческого маразма. И все это под строгим надзором придирчивой гауптхельферины, постоянно грозящей пожаловаться их руководителю из Имперской трудовой службы.
— Лучше бы я поехала на какую-нибудь ферму доить коров, — жаловалась Эрна родителям. — Меня уже тошнит от грязных простыней и вечно недовольных стариканов.
— Зато ты здесь под присмотром фрау Штрайтер, — отвечала ей мать, имея в виду ту самую гауптхельферину, — а на этих фермах мы уже знаем, что случается.
