— Поеду, — прошептал Марк. — Надо ехать… Не знаешь, когда автобусы есть?
— С утра, наверно. С Судакской автостанции.
— Вася, — Марк подошел к сидевшему у плиты старичку. — Послушай, ты посиди здесь за меня денек! Завтра. А?
Ванеев поднял взгляд на Марка, посмотрел на его затуманенные, неизвестно куда смотрящие глаза.
— У меня же лодочная… Я ж там должен до семи быть.
— А ты Нину свою попроси! Она пусть на лодочной подежурит, а ты здесь! Прошу тебя! Я ж поеду, скажу им, что живой! Может, они что сделают? Может, Кузьму вернут, и я тут по санаториям выступать буду… А? И ты с нами ездить будешь? Подежурь, а?
— Ну… я… так не знаю… — замялся Ванеев. — Надо с Ниной поговорить, я так не знаю…
— Ну так сходи, пожалуйста, поговори! — просил, стоя над Ванеевым, Марк.
— Когда, сейчас? — Вася испуганно оглянулся на мокрое окошко.
— Да, сходи сейчас, а я пока суп разолью по тарелкам.
И Нину позови, вместе поедим… А, Вася?
Ванеев поднялся с табурета. Снял со спинки кровати свой мокрый ватник; ватник был насквозь промокший, и надевать его никак не хотелось, особенно после того, как погрелся он у газовой плиты.
— Надень мой плащ, — говорил Марк, показывая рукой на висевший на гвоздике черный плащ. — Он сухой, я сегодня никуда не выходил!
Вася вздохнул, надел плащ, открыл дверь, сначала выглянул в проем. Обернулся. Сказал: «Ну счас вернусь!» и побежал под дождем к пятиэтажному дому, в котором жил вместе со своей «новобрачной», такой же старухой Ниной.
Марк, забыв о супе, снова сел за стол и смотрел на фотографического чернобелого Кузьму. В глазах стояли слезы, но не из-за напряжения в этот раз, а из-за воспоминаний, нахлынувших куда сильнее, чем этот майский дождь, монотонно шелестящий за окном.
— Завтра увижу… — бормотал Марк. — Завтра его увижу… Поднялся, прихрамывая подошел к двери, выглянул наружу в надежде увидеть бегущего назад Васю Ванеева, но на дворе было тихо, и только дождь монотонил тоскливо. Вернулся к столу. Запершило в горле. Прокашлялся, и тут же старая рана напомнила о себе — закололо в груди, в легком.
Снова закашлялся, но теперь уже с хрипом. Привычный звук сотряс будкусторожку.
Когда Вася Ванеев, договорившись обо всем с Ниной, прибежал назад, чтобы обрадовать приятеля-сторожа, Марк лежал на полу лицом вверх.
Толстые линзы очков увеличивали уставший тусклый взгляд остановившихся глаз. Лицо было бледным и поразительно худым. Одна рука неуклюже лежала на тонкой «лебединой» шее, вторая была откинута в сторону.
