Первая была очень проста. Виски нисколько не смягчало его душевную боль, а если виски двадцатипятилетней выдержки не помогает, то не поможет ничто другое на Британских островах. Что вело ко второй вещи, которая простой отнюдь не была. Но он должен был сделать это. Редко перед ним стоял столь ясный выбор. Болезненный, но ясный.
Так что он поставил стакан, в котором оставалось на два пальца янтарной жидкости, и пошел через прихожую в свою спальню.
– Риверс, - обратился он к своему камердинеру, который, стоя перед открытым гардеробом, аккуратно складывал его галстук. - Что ты думаешь насчет Индии?
…тебе бы понравилось здесь. Не жара, разумеется, жара не нравится никому. Но все остальное показалось бы тебе очаровательным. Яркие цвета, и пряности, и ароматный воздух - от этого всего голова словно в тумане, таком странном, чувственном, и это тревожит, опьяняет. Больше всего, полагаю, тебе бы понравились сады. Они похожи на наши лондонские парки, только гораздо зеленее и пышнее, и в них полным-полно необыкновенных цветов, каких не увидишь больше нигде. Тебе ведь всегда нравилось быть среди природы: уверен, ты была бы в полном восторге.
Из письма Майкла Стерлинга (нового графа Килмартина) графине Килмартин месяц спустя после его прибытия в Индию.
Франческа хотела ребенка.
Давно уже хотела, но только в последние месяцы она отважилась признаться в этом себе самой и наконец облечь в слова то тоскливое томление, которое преследовало ее повсюду.
Все началось довольно невинно. Что-то вдруг легонько кольнуло ее в сердце, когда она читала письмо от своей невестки Кейт. Послание это было переполнено новостями о крошке Шарлотте, которой скоро должно было исполниться два года и которая была страшной шалуньей.
Но сердце кольнуло сильнее, и его даже пронзило нечто похожее на боль, когда ее сестра Дафна приехала к ней в Шотландию погостить, прихватив с собой всех четверых своих детей. Франческа и представить себе не могла, как сильно четверо ребятишек могут преобразить дом. Дети Гастингсов изменили саму суть Килмартина, вернули в него жизнь и смех, которых, как поняла вдруг Франческа, здесь, увы, так не хватало многие годы.
А потом они уехали, и в доме снова стало тихо, но это была не мирная тишина.
Просто тишина пустоты.
И с этого момента Франческа стала другой. Она видела няньку с коляской, и сердце ее сжимала печаль. На глаза ей попадался кролик, скачущий по полю, и она не могла удержаться от мысли, что хорошо бы сейчас показать зверька какому-то малышу. Она съездила в Кент и провела рождественские праздники в кругу своей семьи, но и там, когда все ее маленькие племянники и племянницы укладывались спать, чувствовала себя уж очень одиноко.
