Километров через пять Андрею повстречался такой тенек, пройти мимо которого было почти невозможно. Возле самой дороги, не тронутый солнцем, он ласково обнимал густую влажноватую мураву. Тут и всякому с руки отдохнуть, а человеку с больной ногой сам бог велел!
Андрей тяжело опустился на траву и, увидев заросшую мхом кочку, осторожно вытянул ногу. Нога гудела, в жилах до того дергало, будто кто вырывал их. Сокольный снял скатку, и плечам сразу стало легко, живой холодок поплыл по спине. Андрей приставил скатку обручем к ореховому кусту, лег на нее и закрыл глаза. Хотелось полежать так несколько минут, пока утихнет боль в ноге.
Прошло, верно, с полчаса, когда до слуха его донеслись чьи-то торопливые шаги. Кто-то не шел, а бежал по гати, потому что звук шагов то усиливался, то ослабевал: нога, видно, попадала то на бревно, то на траву.
Сокольный прислушался, подняв голову. Нигде никого. Закрыл глаза. Шаги затихли, наверное, кто-то сошел с гати на боковую дорогу. Полежать бы еще немного. А в голове мысли разные. О чем думается, то и перед глазами. Вера, очевидно, теперь сидит где-то одна, нахмурив густые брови, молчит, никому не жалуется, милая!.. Не много счастья выпало тебе за эти два года, не много радости…
Андрей подложил под голову руку, сомкнул веки. Тонюсенький лучик солнца, прокравшись сквозь ореховую листву, робко скользнул по лицу. Андрей повернул голову и вдруг увидел за кустом неподвижную человеческую тень. Как от тревожного сна он подхватился, сел: в двух шагах стояла Вера с узелком в руках и с болью смотрела на шинельную скатку, обрызганную каплями росы, на его лицо.
– Андрейка, родной! – она бросилась к мужу на грудь и заплакала горько-горько. Впервые в жизни Андрей ощущал плач любимой женщины. Вера вся дрожала. С ней вместе дрожал он сам и все крепче и крепче прижимал жену к себе. Не было нужного слова, да и есть ли они на свете?.. Груди стало горячо от Вериных слез: они пробили гимнастерку.
– Верочка, не плачь, – целуя жену в голову, умоляюще попросил Андрей. Провел рукой по мягким волосам, поправил голубую косынку, съехавшую на шею… Хотел еще что-то сказать, но почувствовал, – нечем дышать, да и голос изменяет.
– Не обижайся на меня, Андрюша, – постепенно успокаиваясь, но не поднимая головы, попросила Вера. – Я не могу иначе, не могу… Я пойду с тобой!
Андрей ничего не ответил, но по тому, с какой нежностью гладил он ее волосы, Вера поняла, что не обижается, хотя и встревожен, но всем сердцем одобряет ее поступок.
