– Тут волосатые какие-то приходили, – сказал Белов, – они и разбили. Полчаса уже как. Мы их прогнали, паскуд. Ты ж понимаешь, я со службы таких не терплю. Ты не волнуйся, командир. Если снова придут – мы с ними сами разберемся. И милиции не надо. Не посмотрю, что дембель – вломлю по-нашему, по-армейскому!
– Дембель, говоришь? – спросил второй мент.
– Ага, – ответил Белов, – две недели уже. – Он полез в нагрудный карман и достал сложенную вчетверо бумажку. – Вот копия приказа, смотри. Сам понимаешь, старых друзей встретил, как не выпить. Тем более что – день такой траурный.
И с этими словами Белов снова извлек из своего кармана бутылку – на этот раз уже полупустую – и протянул лейтенанту.
– Помянешь Генерального Секретаря, лейтенант?
– Да я на службе, – как-то нерешительно сказал тот.
– Возьми с собой, – сказал Белов, – как служба закончится – выпьешь, как все советские люди, за упокой души Леонида Ильича.
Когда шаги ментов стихли, Альперович шепотом сказал:
– Я всегда подозревал, что демократическое общество в России может быть построено только на взятках и кумовстве.
– Надо было еще водки взять, – сказал Белов, пряча в карман бумажку.
«Это же и есть третий лепесток», – вдруг пробило Женю. Она до сих пор не могла поверить, что все обошлось.
– А Брежнев в самом деле говорил… – начал Альперович.
– Понятия не имею, – сказал Володька, – Он что, проверять по книжке будет? – Он посмотрел на часы и добавил: – Поручик, похоже, так и не придет, так что пора уходить. Пойдем, Женька, я тебе одну вещь покажу, – и, взяв ее за руку, он повел Женю вверх по лестнице. Поднимаясь, она слышала, как Леня сказал Альперовичу:
– Ты представляешь, что бы было, если бы меня повязали с «Москвой-Петушками»?
Когда Женя встала, она неожиданно поняла, что изрядно пьяна. Голова кружилась, ноги подкашивались. Белову пришлось поддерживать ее, чтобы она не упала.
– Что ты мне покажешь? – спросила Женя, когда они поднялись на два лестничных пролета.
– Не знаю, – ответил Белов, – вот, скажем, окно.
Он легко поднял ее и посадил на широкий каменный подоконник, с которого открывался вид на питерского вида колодец.
– И что я буду здесь делать? – спросила Женя.
– А ты как думаешь? – сказал Белов, расстегивая пуговицу на ее блузке.
– Послушай, – прошептала Женя, – неужели ты хочешь делить меня с этим грязным подъездом?
– Ага, – ответил Белов и расстегнул еще одну пуговицу.
Она закрыла глаза и подставила губы для поцелуя.
