Но вскоре все разъяснилось. Члены общества "Помоги России!", установив контакты с русской благотворительной организацией, посетили несколько адресов, по которым были посланы посылки. В квартире Людмилы Моевой визитеры обнаружили грязь и запустение, пьяную компанию известных в городе темных личностей и проституток, пьяную Людмилу Моеву, которую местные жители тоже отнесли к последним, грязного дикого и оборванного ребенка, полное отсутствие присланных Ричардом Уайтом вещей.
Ричард Уайт был слишком закален Вьетнамом, чтобы восклицать и ужасаться. В своих комментариях он был скорее печален и исполнен сочувствия. Нечего и говорить, что он перестал писать Людмиле. Вскоре пришло известие, что сына у нее забрали в детский дом. Потом нахлынули другие политические события, деятельность общества "Помоги России!" замедлилась, а потом и вовсе прекратилась. Ричард Уайт еще пытался переписываться с несколькими женщинами из нашего агентства, одна из них, ответив ему, вскоре уехала в Англию, другая странно замолчала, потом Ричарда пригласили в военный лагерь тренировать посылаемый в Косово американский контингент.
Уезжая в лагерь, он написал мне последнее письмо, в котором энергично высказывался по поводу затеянной американским правительством военной авантюры. Он написал мне, что все же надеется посетить когда-нибудь город Санкт-Петербург и, может быть, кого-нибудь в нем встретить.
На этом кончается рассказ о Ричарде и Людмиле. Думая о жизни Людмилы Моевой, в какой-то момент надломившейся и покатившейся вниз до самого последнего, кажется, уровня падения, когда мать забывает о своем ребенке, гадая о причинах, приведших ее к этому падению, я не считаю, что тяжелая российская жизнь могла послужить ей оправданием. Думая о Ричарде Уайте, дважды обманутом, первый раз — американским правительством, пославшим его во Вьетнам, второй раз — русской женщиной, на которой он собирался жениться, глубоко разочарованном, но не сдавшемся, не утратившем веру в себя и сострадание к людям, я недоумеваю, почему Бог или высшая справедливость, в которые мы все так или иначе верим, дали ему в его жизни то, что дается совсем немногим, обделив тем, что есть почти у всех. Ричард Уайт, как никто другой, был достоин счастья, и ему, действительно, довелось, испытать счастье самой высокой пробы — счастье преодоления себя, счастье победы в битве с жизнью, счастье делать добро. Его пустой дом был наполнен голосами его друзей по переписке, и они тоже были для него источником бескорыстной радости. И хотя жизнь Ричарда Уайта в самом главном удалась, я все же просила бы судьбу еще позволить ему поправиться, приехать в Санкт-Петербург и кого-нибудь здесь встретить, потому что даже лучшее боевое оружие АК-47 не может быть постоянно в бою: оно нуждается в том, чтобы чьи-то добрые руки его чистили и смазывали, с любовью готовя к новым битвам.
