— Да, я — автор «Фреды», если вы ее имели в виду, — сказал доктор. — Она, как вам, вероятно, известно, вызвала некоторую сенсацию и чуть не повлекла за собой лишения меня кафедры. Впрочем, она разошлась в двухстах тысячах экземплярах, так что дело в общем было выгодное.
— «Фреда» вышла в свет в мое отсутствие, — сказал Филипп. — Я купил ее в Рио-де-Жанейро, и она преследовала меня несколько недель после того, как я ее прочел. Неужели вы действительно верили…
— Верил, — резко перебил его доктор. — Я верил вовсе, что писал, больше, чем верил. Это была моя теория жизни.
Он вскочил и возбужденно зашагал по хижине. Румянец сбежал с его лица, уступив место странной бледности. Его губы были сжаты, пальцы судорожно стиснуты, а голос его, когда он заговорил, звучал резко и отрывисто.
— Это была моя теория жизни, — повторил он почти яростно, — и потому-то я, собственно говоря, и здесь. Моя теория заключалась в том, что между мужчиной и женщиной, не связанных узами родства, не существует и не может существовать «божественная любовь», никакое взаимное тяготение душ, что нет такой веры, такой чистоты, такой близости между мужчиной и женщиной, которую не могли бы разрушить низменные страсти. Моя теория заключалась в том, что мужчина и женщина — только машины, и что эти машины толкают друг к другу не любовь, о которой мы читаем и грезим, а страсть, и что каждая из этих машин, будь то мужчина или женщина, может быть сломана или разбита, в смысле нравственном, машиной другого пола, если обстоятельства будут благоприятствовать. Вы меня понимаете? Моя теория разрушала семейный очаг, семейное счастье, все нравственные понятия. Она была ужасна. Я изложил ее в медицинских журналах и написал на ее основе книгу. Но мне недоставало доказательств, практических доказательств. И я пустился в эксперименты.
Казалось, он забыл о существовании Филиппа и продолжал:
— Я стал почти преступником, я не думал о человечестве, меня ничего не интересовало за пределами моих научных изысканий. Я сам был машиной, холодной, бесстрастной, совершенно не думавшей о женщинах и тем самым опровергающей свою собственную теорию. Совершенно хладнокровно, не думая о последствиях, я начал доказывать себе свою правоту. Это было ужасно, ибо существование моей теории влекло за собой горе и унижение испытуемых объектов. Когда я теперь думаю об этом, меня охватывает ужас. Я решил произвести опыт над шестью машинами — тремя молодыми людьми и тремя женщинами. Мой план был таков: никто из них не будет знать, какую роль он или она играет, и каждая пара будет постоянно встречаться и сталкиваться — не в обществе, заметьте, ибо, по моей теории, обстоятельства должны благоприятствовать. С помощью вполне надежного и оплаченного агента я нанял мужчин. С помощью другого агента, женщины, нанял женщин. Одна из них была послана в глухое местечко в сотне миль от Бразильского побережья в качестве гувернантки несуществующего американского семейства. Туда же был послан мужчина якобы на предмет изысканий для вымышленного концерна. Вы понимаете?
