Остальное можно изучить на следующий день.
Я вздрогнул от неожиданности, когда мы внезапно остановились перед величественным домом, недалеко от Эпсли.
- Черт возьми,- пробормотал я,- надеюсь, что тут нет ошибки.
Взяв себя в руки, я вышел на тротуар и дал шоферу полкроны.
Глава V
"Будьте моей женой, Айрис..."
С полминуты я колебался, а затем, поднявшись по широкой каменной лестнице, всунул ключ в дверь. Она открылась довольно легко, и, глубоко вздохнув, я переступил через порог.
Я очутился в большом круглом вестибюле с колоннадой вокруг, освещенном электрическим канделябром. Множество пальм в горшках и висячие корзины с тепличными цветами придавали этой комнате роскошный и комфортабельный вид. По углам были расставлены глубокие вольтеровские кресла из красной кожи. Пока у меня не было оснований быть недовольным новым жилищем.
Не успел я захлопнуть входную дверь и вступить на мягкий турецкий ковер, как послышался звук сдержанных шагов, и из-за драпировки в конце вестибюля появился человек. Это был спокойный приятный малый лет сорока пяти, с живым, чисто выбритым лицом и начинающейся сединой.
Одет он был, как полагается английскому лакею.
"Это Мильфорд", - подумал я.
Я снял шляпу, так, что свет упал на мое лицо.
- Есть письма? - спросил я свободно.
Я хорошо следил за ним, пока говорил, стараясь уловить малейший признак удивления или иной знак, указы - вающий на то, что он заметил нечто необычайное в моей наружности. Но он совершенно просто подошел ко мне и снял с меня пальто и шляпу.
- Были письма с последней почтой, сэр, - я их отнес в кабинет.
- Спасибо,- и я направился к лестнице.
- Вам угодно сейчас бренди и содовую, сэр? - спросил он.
У меня не было никакого желания пить бренди, так как я слишком много выпил в "Милане", но, по-видимому, Стром имел обыкновение каждый вечер пить этот напиток, и я счел необходимым не изменять этой привычке.
- Хорошо, подайте наверх...
Я поднялся по широкой лестнице, покрытой таким же роскошным ковром, как в вестибюле, прошел площадку и открыл дверь в комнату, отмеченную Стромом как мой кабинет. Выключатель находился внутри комнаты, и, повернув его, я залил ее мягким, обильным светом ламп, скрытых где-то за карнизом. Это была большая, богато меблированная комната. Каковы бы ни были недостатки Строма, нельзя сказать, что пренебрежение своим комфортом относилось к их числу. Начиная с резных, дубовых книжных полок и больших вольтеровских кресел и кончая двумя-тремя маленькими кабинетными лампами, стоящими на разных столах,- здесь было все, чего может требовать роскошь и придумать находчивый ум человека.
