Маркиз был совершенно непостижим. Ведь он явно насквозь видел не слишком хитроумную тактику Аннабеллы. Как ни презирала Эвелина его страсть к всевозможным удовольствиям, она отдавала должное его уму. Брэндрейт отличался редкой проницательностью, что еще больше увеличивало антипатию Эвелины к нему. Человек, столь одаренный и расходующий свои способности на состязание со случаем в азартных играх, не мог пользоваться ее уважением. Все его существование было пустой тратой даров, ниспосланных ему свыше!
– Она уже здесь, – вмешалась леди Эль в ход ее мыслей. – Разве я тебе не сказала? Она приехала после полудня, когда ты была с кухаркой в огороде. Жаловалась на головную боль, хотя в блеске ее озорных зеленых глаз ничего такого заметно не было. Ты же знаешь, что это за девчонка! Я сильно подозреваю, что ей просто хотелось лечь пораньше, чтобы уж завтра предстать во всем блеске.
– Я думаю, вы правы. Только на днях я получила от Аннабеллы письмо, где она пишет, что надеется наконец окончательно очаровать Брэндрейта. Она накупила себе платьев на Бонд-стрит и…
Эвелине помешало докончить появление маркиза, который, едва стукнув в дверь, тут же распахнул ее настежь.
Он стоял в дверях, вертя в пальцах лорнет, сияя ленивой улыбкой. Встретившись взглядом с Эвелиной, он вздернул тонко очерченную бровь.
– А, кузина, – протянул он, вызывая у нее мгновенное раздражение своей небрежной манерой.
– Да закройте же дверь, Брэндрейт, – резко отозвалась Эвелина. – Вы устроили сквозняк, и камин дымит. Я вам не кузина, сколько раз вам повторять. Перестаньте, наконец, действовать мне на нервы этим обращением.
В досаде уставившись на свою вышивку, Эвелина только несколько мгновений спустя сообразила, что Брэндрейт не только ничего ей не ответил, но и пропустил мимо ушей ее приказание войти.
– Ну, в чем дело? – спросила она, бросив на него вызывающий взгляд. – Что вы на меня уставились?
– Вам, очевидно, не по себе? – преувеличенно заботливо осведомился маркиз. – Мне очень жаль. Я не знал, что вы нездоровы. У вас голова болит?
Эвелина в негодовании подняла глаза к небу.
– Вы прекрасно знаете, что я совершенно здорова. А теперь прошу вас, закройте дверь – хотя я бы предпочла, чтобы вы закрыли ее с другой стороны. Но раз вы уже здесь и, судя по всему, намерены остаться, избавьте нас, по крайней мере, от опасности простудиться!
– Ах да, конечно, – сказал он, закрывая наконец дверь. – Вы так негодуете, потому что я назвал вас кузиной. – С видом оскорбленной невинности он прижал руку к груди. – Боюсь, что я действительно рассердил вас. В таком случае прошу простить меня! Молю вас о снисхождении! Тысячу раз приношу вам свои извинения, дражайшая ку… Ах, боже мой! Мне, верно, следовало сказать «любезнейшая моя приятельница!» Но, право, я и не подозревал, что вам неугодно, чтобы я называл вас кузиной. Кроме того, я всегда считал такое обращение вполне пристойным. Если бы я только знал, что оно вас оскорбляет, я бы уже давно оставил всякие попытки продолжать употреблять такое…
