Сердце полуночи | страница 62



Так дни летели в теплой неге
До самой ночи роковой,
Когда порыв холодный ветра
Не отнял жизнь у овечки той
И юноша, из пруда выйдя,
Был волен делать что хотел,
И смерти демоном, на крыльях,
С кинжалом черным в лапах сильных,
На ложе Нинеив слетел
Наутро Нинеив проснулась
В своей растерзанной стране,
О Тени вспомнив, ужаснулась,
И наклонилась к злой волне
"О, что ты сделал, дух подводный?
За что мой светлый мир казнил?
В грехе погрязший и бесплотный,
Жестокий зверь, коварный, подлый,
Навек себя ты погубил!”
Но отвечал ей дух из пруда
"Чрез жизнь твою бессмертен я,
Покуда ты живешь – я буду!
Никто не победит меня
Покуда ветер вольный дует,
Я буду звать тебя женой
Детей моих больные души,
Тоскою жизнь твою иссушат
Любимы с нежностью тобой
И в должный срок родились двое
Из мрака Ночи, света Дня
Нинеив сына – Медиторном
А дочь Мальдивой нарекла
Она так сильно их любила,
Ч то не опишешь и в словах,
Н о души их тоска терзала,
Д вух вечных сил война пылала,
И мать ложилась спать в слезах
О на ложилась при свечах
И при себе детей держала,
О т ненавистного отца
И х как могла оберегала
А утром, гладя их власа,
О на о том лишь размышляла,
К ак ей судьбе наперекор
З лой силы усмирить напор,
Ч то на свободе пировала
Ш ло время, Медиторн мужал,
Р ешенье зрело, и тогда
Е му сестренку поручив,
Н инеив встала у пруда
П од шорох сброшенных одежд,
О на воскликнула
"Пора! Терпению пришел конец,
Т ы сердца матери, глупец,
Не знал Исчезни ж навсегда!”
Плеснула хладная вода,
Шагнула Нинеив туда,
Как камень шла она ко дну,
Топя отца детей в пруду
Насильник тайный и злодей
Его не тронул суд людей,
Но материнский гнев страшней,
Чем мрак на дне страны твоей!
Но стало в Галиэле той,
Пред чьим лицом цветы бледнели,
Она погибла молодой,
Убив злой разум в черном теле.
Вот только с давней той поры
Покоя люди не сыскали,
Ведь два начала им даны,
Они – и Тьмы, и Дня сыны
И успокоятся едва ли
В прекрасной Галиэле, под древами,
К огда о злобе дивный мир не знал,
Ж ила Нинеив с желтыми глазами,
В озникшая из пены, волн и скал
С ады она любовью осеняла,
Е й кланялась зеленая листва,
Н о гибели она не избежала,
В ода холодная ее могилой стала,
Н астигла Первую жестокая судьба

Когда глубокий голос Мейстерзингера затих, зрители дружно вздохнули, а потом оглушительно захлопали. Звук этот напоминал медленное приближение проливного летнего дождя – осторожное, нерешительное, словно боящееся спугнуть предшествующую тишину, но неизбежное и грозное. Когда буря аплодисментов достигла своего апогея, амфитеатр ревел, словно настоящий водопад, низвергающий в пропасть массу воды.