— Я уверена, что у нее все будет хорошо. Она немного наивна, но знаю, что общество очень расположено по отношению к американским девушкам. Конечно, леди Кэтрин не американка, но девушка с… — Леда помедлила, подыскивая нужное выражение, — с американским образом мыслей и поведения. От них не требуется знания всех тонкостей этикета. Её семью ценят высоко, я убеждена, что вчера у королевы было не так уж много аудиенций, это лучшее свидетельство.
Эта точка зрения Леды как-то не прибавила ему уверенности. Он потер бровь и резко сказал:
— Мисс Этуаль, вы — женщина.
Леда насторожилась. Она сложила руки на коленях, пытаясь представить, как бы мисс Миртл прореагировала на такое прямолинейное утверждение.
— У вас есть опыт, знание этого мира, — продолжал он прежде, чем она успела что-либо сказать. — Вы видите… понимаете вещи, которые не всегда понятны мужчине. Вроде меня.
Чувствуя странную смесь облегчения, разочарования и удовольствия при мысли о том, что она кажется ему рассудительной, Леда сказала:
— Возможно, это так.
Мисс Миртл всегда говорила так. Она не признавала равенства полов. Женщины явно на ступеньку выше.
— У вас есть ручка и блокнот? — спросил он.
— О, — вздрогнула она, — как глупо с моей стороны! Извините!
Леда быстро пошла в библиотеку и вернулась с чернильной ручкой и чистым блокнотом. Она вновь села, стараясь незаметно успокоить дыхание после быстрой ходьбы, выжидающе посмотрела на него.
— Я хочу начать ухаживать за Кэй, — сказал он, как будто говорил о деловом письме. — Я хочу, чтобы вы помогли мне придумать, как это лучше сделать.
Леда растерялась. Она закрыла блокнот, который успела уже открыть.
— Извините, сэр, я не уверена, что правильно вас поняла.
Он посмотрел ей прямо в глаза:
— Вы все понимаете…
— Но уверяю… ухаживание… это все очень личное. Вы не должны делать это моей заботой.
— Я очень буду вам признателен, если вы согласитесь считать это частью своих забот. Я не очень-то хорошо знаю, как девушка желала бы, чтобы за ней ухаживали. Я не хочу допускать ошибок.
Он улыбнулся одной стороной рта. Леда выпрямилась на стуле.
— Я полагаю, что вы смеетесь надо мной, сэр.
Улыбка исчезла. Он отвернулся и стал рассматривать верхушки деревьев на противоположной стороне улицы. Когда он вновь повернул голову, то его глаза были холодные и напряженные.
— Я не смеюсь, уверяю вас.
Его мрачная сосредоточенность нервировала Леду. Ей казалось, что она видит, как ожила серебряная греческая статуя в сумерках мраморного зала. Леда прижалась к спинке стула.
