Что касается цветов и камней, то их можно было достать: мальчик научился прыгать, лазить по скалам и деревьям. По субботам он отправлялся с Доженом на Бриллиантовую гряду. Десять миль туда и оттуда, без передышки. Дожен небрежно принимал эти с трудом добываемые призы, чуть кивнув головой, и опускал их в воду в черном кувшине, что стоял возле Сэмми за столом. Когда обед заканчивался, мальчик относил кувшин в свою комнату, ставил его на пол и, заняв свое место в постели, смотрел в воду, пытаясь понять, почему Дожен пожелал именно этот Предмет. Но что касается пера, то здесь все было непросто. Сэмми следил за птицей и ее гнездом часами. Узнавал, что она ест, где приземляется. Из беседы с гавайцами выяснил, как лучше сделать ловушку, и растянул сеть между ветвей.
Когда птица попалась, он осторожно вынул перо из ее хвоста, а потом отпустил.
Дожен принял перо молча. На исковерканном японском языке Сэмми объяснил, что поставил ловушку, замаскировал ее. Дожен слушал, не говоря ни слова. Во время обеда Сэмми не увидел ни пера, ни черного кувшина. Он залился краской стыда, так и не поняв, в чем допустил ошибку. Вспомнил, что провел много часов, наблюдая за птицей, как она хлопочет около гнезда. Сэмми забрался на ближайшее дерево и застыл там, наблюдая немигающим взглядом за крошечной птицей, перелетающей с ветки на ветку, недосягаемая для него.
Однажды Роберт вошел в комнату и застал Сэмми с игольной подушечкой в руках. Тот пытался, подбросив ее в воздух, поймать с быстротой молнии, словно птицу. Маленький мальчик подумал, что это игра, ему ведь было всего шесть лет, и Сэмми считал его глупым. А вот Кэй в свои три года бывала задумчивой, спокойной, Роберт же ни на минуту не переставал вертеться, болтать или реветь, кроме того времени, когда спал.
Сэмми притворился, что это игра. Привязал шнур к подушечке и продолжал подбрасывать ее. Но Роберт был так неловок и неповоротлив, что ему ни разу не удалось попасть в цель прежде, чем Сэмми перехватывал мишень своей рукой. Даже с закрытыми глазами он мог переиграть Роберта, пока тот не начал плакать, и его отчаянные вопли становились громче с каждой неудачей.
Пришла леди Тэсс, остановилась в дверях с недовольным видом. Роберт подбежал к ней, зарывшись лицом в ее юбки, плача так, что не мог даже говорить, рыдания душили его.
Сэмми стоял в стороне, пока она ласкала сына, успокаивала его.
— Извините, — сказал он скороговоркой, — я дразнил его. Я виноват.
